Re: А. Суровый. Двадцать один год спустя. Роман-антиантиутопия

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 10:23 am

Листочек 9

Пришлось бросить мотоцикл в пригороде, на платной стоянке для мотоциклов, велосипедов и телег чёрного люда. Проезд в центр Великосерёговска разрешён только машинам партийных функционеров и народных олигархов. Ну и, само собой, транспорту Органов. Часов пять пришлось стоять в отстойнике для осмотра, к сожалению, даже воду брать с собой было запрещено. Оно понятно, лучше перебдеть. Поэтому и обыск был повышенным, с полным раздеванием, прощупыванием швов и ректально-оральным осмотром. Да, нужно похудеть, а то неудобно было стоять с моим голым пузиком рядом с молоденькими девушками.

Стоим на жаре уже несколько часов, точно сказать не могу, так как часы и прочие предметы были отобраны при обыске во избежание. Вокруг, со всех сторон - дед Серёга – на плакатах, на транспарантах, на огромных полотнищах, развешанных на фасадах и прикреплённых к дирижаблям. Барельефы с профилем деда Серёги на стенах, листовки с его портретом, многочисленные памятники Вождю вдоль проспекта. Всюду развиваются национальные флаги – фиолетовые полотнища с красными галифе в центре.

Толпа приходит в неописуемый восторг: показывается долгожданная процессия. Впереди, на мотоциклах, бритоголовая охрана в полном вооружении, затем несколько броневиков, и, наконец, вот он, кортеж Вождя. Вождь в огромном бронированном лимузине машет рукой сквозь бронированное стекло, впереди лимузина – тройка роскошных английских скакунов, символизирующих тачанку, на которой дед Серёга создавал Рабочую Республику. Море народа бьётся в экстазе, толпа захвачена непрерывным скандированием «Се-рё-га! Се-рё-га!! Се-рё-га!!!».

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 10:51 am

Листочек 10

Неужели этот скромный Великий человек – тот самый раненый герой, которого я лечила от предательских ран? Как я безмерно благодарна судьбе за то, что смогла хоть пальцами прикоснуться к искалеченному телу будущего отца Страны Рабочих. Какое счастье! Слава Корчмарю! Слава Великому Вождю!

Я чувствую, как меня охватывает непреодолимое чувство единения с народом, скандирующем имя деда Серёги. Просто крылья вырастают за спиной, и я готова взлететь к самому солнцу и кричать на весь мир вместе со всеми «Се-рё-га! Се-рё-га!! Се-рё-га!!!» . Как бы хотелось отдать всю свою жизнь за лишнюю секунду земного пути Отца и Учителя, за победу его дела!

Броситься, броситься под колёса его автомобиля, погибнуть в этот светлый миг, раствориться в атмосфере всеобщего безмерного ликования! Отдав тем самым всю себя на алтарь борьбы за светлое будущее рабочего класса! Что может быть большим счастьем?

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 10:52 am

Листочек 11

Препузаста с остекленевшими глазами в экстазе рвётся к лимузину деда Серёги, крича что-то нечленораздельное. Женщины вокруг, стоя на коленях, тянут руки к вождю, некоторые катаются с пеной на губах в припадке поклонения. Скандирование сливается в неумолкающий вой. Действие подходит к апофеозу.

Десятка три спортсменов с бычьими шеями поднимают лимузин на руках и проносят его по воздуху вдоль проспекта. В автомобиле дед Серёга, в фуфайке и галифе от Луи Виттон и сапогах из страусиной кожи, приветливо машет увесистым золотым мобильником – символом высочайшей власти. Толпа безумствует в восторге, некоторые в исступлении бросаются под колёса.

Стараюсь удержать Препузасту, крепко ухватив её за талию. Вокруг неистовое море слепого восторга. Лимузин едет по кровавому месиву из тел принёсших себя в жертву. Охрана растаскивает пострадавших за ноги и бросает их в покойницкие телеги. Тех, которым удалось выжить, потом переведут из моргов в больницы. Безумная толпа напирает, как волна цунами. Чтобы уцелеть, забрасываю Препузасту на козырёк подъезда, и сам по барельефу вождя забираюсь вслед за ней. Внизу люди сбиваются в давленое мясо.

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 10:55 am

Листочек 12

Солнечная опушка соснового леса. Отдыхаем по пути домой, лёжа на траве. Птицы, стрекотание кузнечиков. Жую травинку и разглядываю золотистого шмеля, пытаясь отогнать из памяти страшные картины давки. Препузаста молча лежит на спине, уставившись в небо мёртвыми глазами. Боюсь, как бы у неё опять не началась ломка. Единственное средство в этом случае – отпаивать её остатками шмурдяка. Многое бы отдал, чтобы не видеть больше её раскоряченной на земле, с искусанными пальцами и портретом деда Серёги у губ или груди. Вождезависимость. Тяжелейшая болезнь.

Препузаста переворачивается на бок и начинает еле слышно плакать. Глажу её по плечу, рассказывая всякие смешные глупости. Хорошо, что плачет, значит, есть надежда, что выздоровеет.

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 10:58 am

Для партийного пользования Экз. 1, всего экз. 2

В Свердловско-Дзержинский райком ПДРС
от членов ПДРС А. Сурового и П. Пряниковой

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

Об итогах инспектирования т.н. Южно-Древляндской «Припятско-Полесской Рабочей Республики» (ППРР)

Уважаемые товарищи!

Как мы уже докладывали, по поручению Свердловско-Дзержинского райкома ПДРС г. Сталино мы под видом внештатных корреспондентов газеты «Правда ПДРС» провели негласную инспекцию Южно-Древляндской так называемой «Припятско-Полесской Рабочей Республики», иное название «Малая земля им. Л.И. Брежнева».

В инспекции были задействована члены ячейки ПДРС подъезда номер 5 Рабочего общежития по адресу ул. Павлика Морозова, 14 – Антон Суровый (руководитель инспекции) и Препузаста Пряникова (стенограф-секретарь и водитель мотоцикла «Иж-Юпитер»).

После инспектирования нами был проведён тщательный анализ наших наблюдений, задокументированных во время инспекционной поездки.

На основании проведенного анализа, можно считать, что политика руководства Южно-Древляндской ППРР и лично тов. Абдурмамбекова Сергея Абдулловича (деда Серёги) в основном соответствует политике Кремля и текущим директивам и указаниям ПДРС.

Тем не менее, считаем необходимым отметить, что нами было замечено серьёзное нарушение в изображении партийных лидеров ПДРС на плакатах и транспарантах. А именно, товарищ Корчмарь был изображён не в центре и ниже товарища Абдурмамбекова (деда Серёги). Товарищ Абдурмамбеков (дед Серёга) ошибочно изображён вровень с товарищем Путиным-Медведевым. Товарищ Лукашенко почему-то нарисован выше товарищей Багапша, Смирнова и Кокойты.

Считаем необходимым строго указать тов. Абдурмамбекову на допущенное нарушение.

Антон Суровый, член ПДРС, Председатель Совета подъезда номер 5 Рабочего общежития

Препузаста Пряникова, член ПДРС, Генеральный секретарь Совета подъезда номер 5 Рабочего общежития

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 6:43 pm

БОН ВОЯЖ
(сказка для детей взрослого возраста)
Антон Суровый

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Главка первая. Лопуховая роща

Ночь с пятой пятницы на первую субботу, 2:93
В просветах между листьями лопухов, если закинуть вверх голову, видно, как серебрятся огромные снежинки, безмолвно падающие на шатёр листьев. Не долетев до земли, они тают в конвекционных потоках воздуха, оседая на широченных листьях искрящимися брызгами. Наш небольшой отряд устало ковыляет под лопуховыми зонтиками вслед за Сиреневым Туманом, вёсёлой девочкой-подростком, судя по её несерьёзному поведению. Иногда Сиреневый Туман начинает гоняться за полуметровыми лягушками, которые из любопытства подползают к тропе, освещая её выпуклыми светящимися глазами. Заигравшись, Туман убегает ненадолго в чащу, и тогда её приходится минут пять ждать, присев на корточки среди луж.

Самое сердце Десятикилометровой Зоны. Похоже, на это место пришёлся главный выброс урановых осколков, не учтённый в суматохе. Иногда куски урана, слабо светящиеся в инфракрасном диапазоне, попадаются под ногами, тогда полупрозрачные девушки-пенсионерки хозяйственно складывают их в бочку. Сеня сказал, что если этот уран прогнать сквозь шмурдячноварительный аппарат, то он обогатится, и из него можно будет сделать настоящую атомную бомбу. Опустилась к нам погреться Препузаста, неокрепшие крылья ещё неуверенно её держат. Препузаста часто дышит, крылья её подрагивают в такт ударам сердца. Но небо опять зовёт её, и немного посидев, она с разбегу взмывает сквозь листья лопухов.

Даже юные педересы приустали. Они уже не носятся с неслышимыми воплями взад-вперёд вдоль отряда, подставляя подножки девушкам-пенсионеркам и забираясь на степанидину бочку, а молча бредут взъерошенной стайкой. Губы их шевелятся, иногда по привычке смешно двигаются челюсти, сопровождая неслышимую телепатическую беседу. Жмотистые голубые следопыты едут в конце отряда в реквизированной, заваленной добром телеге, в которую впряжена восьминогая пушистая корова. Одна Степанида весело тянет за собой бочку с надписью «ПИВО», на которую присели подуставшие девушки-пенсионерки, и несёт за плечами котомку с Сеней и штабным хозяйством. Обе её головы, большая старая и молодая, размером с качанчик капусты, красиво дуэтом выводят: «Смело, товарищи, в ногу!» и «Смело мы в бой пойдём!». Похоже, ей очень нравится слово «смело».

Зона навсегда изменила нас, впиталась в мысли, кожу и ткани, никогда мы уже не станем прежними. Даже если она выпустит нас. Впереди опять, в четвёртый раз, вынырнула из тумана всё то же семейка грибов. Туман шаловливо уселась на шляпку папаши: что он ей сделает. Мы же обошли родителей стороной, зазеваешься – мигом проглотят, как уже случалось не раз с рассеянными девушками-пенсионерками. Аккуратненько срезали несколько самых маленьких крепышей, они ещё не проснувшиеся, не пищат и не царапаются. Решено стать на привал, подождать, пока проспится Сеня. Сидим на сенной траве, перекусываем салатом из молодых грибков. Очень вкусно, шляпки у них пахнут клубникой, но вкус как у банана, а ножки – как ванильная булочка с изюмом.

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 7:08 pm

Главка вторая. Суматошное утро

Четверг, 13:30
Если вы намереваетесь уехать в поход на рассвете, не тешьте себя иллюзиями – ничего у вас не выйдет, в самом лучшем случае выберетесь к обеду, а потом с полдороги будете раз пять возвращаться за забытыми свёртками и билетами. Говорят, что немцы потому и успели начать войну в четыре утра, что на самом деле планировали её на месяц раньше. Вот так у нас и получилось. Собирались выйти в 6 утра, все единогласно «за» проголосовали, торжественное обязательство под портретом Корчмаря подписали, а с утра тут и началось. Сижу вот на перроне, царапаю в блокнотик, уже полвторого, но раньше двух не выедем.

Главная беда ещё до рассвета выяснилась. Прибежала затемно Агрипина Ерофеевна, тёща Трофимыча, и начала голосить с порога. Я уж о самом плохом подумал, не арестовали ли Фёдора ночью оранжевые гестаповцы, но слаба Богу (РПЦ), в этот раз обошлось. Ерофеевна баба на редкость глупая, вздорная и упрямая, как её Трофимыч, ангельская душа, терпит, ума не приложу, я бы с ней уже давно б распрощался. То есть, навек бы распрощался, в тюрьму бы сел, но распрощался. Полчаса эта дура набитая визжала на весь подъезд про ди Каприо в летах и Литвина, и что бог кого-то за что-то наказал, пока я не понял, что у Фёдора случился острейший прострел радикулита после вчерашнего его трудового, не побоюсь этого слова, подвига.

Не знаю я человека более ответственного, доброго и отзывчивого, чем Фёдор Трофимыч. Золотые руки, и золотая душа. Детство у него, конечно, трудное вышло, отец, левша, часто руками прикладствовал, особенно после получки, от того лицо у Трофимыча немножко и сдвинутое, и учиться ему трудно пришлось. Но ничего, четыре класса за восемь лет, пока его в стройбат не забрали, Фёдор, слава богу, окончил. Да и учителя к нему хорошо относились, за трудолюбие и активность на всяких субботниках и воскресниках. Зато сейчас Трофимыч – самый нужный и званый человек во всей округе. Если что починить требуется, что уже и в мастерскую не берут, или ещё какую помощь оказать – всегда Трофимыча безотказного зовут. Нет денег – за стакан шмурдяка починит, а если и этого нету – так за спасибо человеческое.

Вот и вчера – забился канализационный коллектор, другой бы плюнул и пошёл спокойно вечером домой, но только не Фёдор Трофимыч. Пришлось ему на двухметровую глубину в ледяное деррьмо в одном исподнем нырять и там трубу прочищать. Окоченел, конечно, Трофимыч, как январская лягушка подо льдом, но пока работу не завершил, пост свой трудовой не покинул. Когда его наша Степанида в авоське, с которой на базар ходит, в рабочий паб принесла, посинел весь и дышал еле-еле. Только как отмыли его в котле, в котором суп варят, растёрли шмурдяком и вовнутрь дали, в себя пришёл и отогрелся. Но не помогло: когда мы с Препузастой к нему в комнату прискакали, то Трофимыч из-за прострела только на четвереньках ходить мог. А какой же партийный командир «Зарницы» на четвереньках? Хоть и просился он и слёзы с обиды вытирал, но пришлось его дома оставить. Но это и хорошо: будет, кому цветы перед портретом товарища Корчмаря в фиолетовом уголке поливать, Трофимыч, хоть ползком, хоть на четвереньках, но долг свой партийный исполнит.

А потом то одно, то другое. То девушки-пенсионерки заявились в походных костюмах – в халатах да сарафанах, срочно надо было ехать на рынок им секондхендные штаны покупать. А откуда у наших певиц деньги, с их пенсией и гречневая каша – только по праздникам, пришлось в черную кассу нашего ООО паб «У Корчмаря» залазить. Приодели девушек, так они теряться начали: должно их быть двенадцать штук, а их то десять, то одиннадцать. Слава богу, Степанида подсобила, принесла поводок, на котором детишек своих гуляла: длинная верёвка, а поперёк верёвочки с колечками, чтоб держаться. Как раз на всех хватило, даже Препузасте, чтобы выводок свой водить. Строго-настрого наказали девушкам за колечки держаться, и даже в туалет стайкой ходить. Так они и делали: одна за дверью сидит, а остальные дергают – чтобы побыстрее.

Потом Сеня пропал, вернее даже не находился. Вчера бочку, в которой в паб пиво возят, шмурдяком «Атомная война» наполняли – и для сугрева в походе, и чтоб раны лечить, так в бочке пару цибарок пива осталось, не выливать же добро, вот Сеня и оприходовал. И звали его и кричали, пока за шкафом завалившегося не нашли. Что ж делать? Как-то усадили его на задок бочки, бечёвкой привязали, чтоб не упал, и тронулись на вокзал. Впереди Степанида, в бочку запряжённая, за ней девушки-пенсионерки с котомками, во главе с Препузастой, несут иконы Корчмаря, Путина, Федорыча и Медведева всея Руси. Вокруг юные педересы в фиолетовых галстуках носятся, балуются.

Перед самим отъездом забежал к Фёдору попрощаться, но не стал его отвлекать, как занят Трофимыч был: свою Ерофеевну воспитывал, но не больно, не до крови. Сам буквой «г» изогнутый, а правой рукой тёщу об притолоку лупит: «Будете, мама, за Литвина голосовать, будете?!», а подлая баба кусается, царапается, визжит: «Буду, за ди Каприо, буду, за дона Педро ненаглядного!»

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 7:11 pm

Главка третья. Ой ты, дорога длинная

Четверг, 14:40
Как мало советскому человеку для счастья нужно. Сижу, зажатый в углу скамейки электрички, царапаю путевые заметки, и не могу согнать с лица глупую счастливую улыбку. Только в тамбур вступили, так сразу и запахло родным запахом мочи, тараканов почему-то, и табачного дыма. Как бы они над тобой не издевались, Родина, как тебя не вытравливали из души народной, но ты каждый раз опять встречаешь нас в вагоне пригородной электрички – разбитыми, исцарапанными стёклами, десятилетиями не вытираемой липкой грязью, чудесной вонью забитого и зассанного сортира, непродыхаемой духотой вагона. Ну и, конечно, с детства знакомыми матерными стишками, вырезанными на сидениях.

Вот едут они в соседнем отделении, простые советские парни, как ехали десятилетия назад их отцы, весело матерятся на весь вагон, задираются к соседям, поют песни под гитару на фене, щёлкают семечки. Разве что пиво пьют не родное, жигулёвское, но зато таранку режут, как и всегда её резали, на сидении, и бутылки в окно выбрасывают, как и раньше. А вокруг простые, милые, советские лица, или весело удалые от выпитого, или хмурые и злые от зависти к соседу-богатею или начальнику-олигарху. А глаза, какие глаза! Ни у одного народа нет таких глаз, как у нашего, советского. Зашли нас хоть в Европу, хоть в Австралию, всегда по глазам соотечественника узнаешь. Родина, Советская Родина!

Мы с Препузастой, как члены партии, сидим у окна, девушки-пенсионерки маются в проходе, юные педересы позалазили на багажные полки, плюются оттудова в пассажиров трубочками, как макаки. Вдоль дороги вровень с поездом весело бежит Степанида с бочкой, на задке болтается Сеня, видно, ещё не проспался.

На вокзал мы прибыли почти вовремя, как раз к батюшки Мефодия благословлению на ратные подвиги. Какой-то шпендик в милицейской форме не хотел Степаниду с бочкой на перрон пропускать, так Степанида его только бережно в сторону плечом отодвинула, а могла бы и пузом прижать, тут бы из сержантика и дух вон. И попёрла на нашу платформу поперёк рельс. Но потом как стала бочку в тамбур пропихивать, тут к электричке всякое понабежало, начальство, милиция, свистят, прыгают. Как будто им одного тамбура мало, гордые какие. Ладно, чёрт с вами, нашей Степаниде полсотни километров по свежему воздуху пробежать, хоть с бочкой, хоть без бочки – одно удовольствие.

Как раз перед самой посадкой к нам голубые донецкие следопыты присоединились. Выскочили на рысях из поезда, а на них узлов, чемоданов, куда им это всё донести? Но хлопцы эти шустренько за будочку забежали, в узлах-чемоданах пошуровали, нужное забрали, а остальное валяться раскрытым кинули. Голубые следопыты – движение авторитетное, туда просто так с улицы – из подворотни не берут, ты сначала конкретными делами уважение заслужи, хоть раз в колонии отсиди, а потом базар про записаться начинай. Во всём ребятки пытаются на Федорыча похожими походить: лицо у них простецкое, взгляд хитро-добрый, речь степенная, но за карманы с ними держись! И за шапку, само собой.

Ага, Сеня проспался, товарищ наш славный, что-то там нам в окно с бочки машет. Хороший Сеня человек, доброе сердце. Как тверёзый, всем во всём угодить готов. И интеллигентный, в хорошем смысле: как отлить возле паба выходим, так Сеня, если вдруг пёрднет, тут же краснеет и извиняется. Сеню Степанида, сердобольная, зимой возле базара нашла, за ларьком валялся, принесла домой, отогрела, отмыла, одёжку какую подобрала. Сейчас Сеня на человека похожий, за шкафом в корчмаровском уголке живёт, пролетарий, хоть и безработный. Но, видно, из интеллигентов: язык американский помнит, немного и другие всякие иностранные, как тверёзый – стихи пишет. Кстати, про «Зарницу» он придумал. Только как зовут – так и не вспомнил. Ну да какая разница. Мы его так и зовём: Сеня, да Сеня.

автор Семён Битый Вс Ноя 15, 2009 7:15 pm

Главка четвёртая. Военный совет

Четверг, 17:35
Выгрузились. Тут же нас ранее прибывшие Беломорско-балтийские казаки Крымского полуострова окружили. Сами в картузах, косоворотках, бороды у всех: у кого до пояса, веником, у кого ещё не отросла, как у петушка молодого болтается, на боку сабля грозная, деревянная, на левом кеде – портрет товарища Путина приклеен, на другом – Медведева всея Руси.
- Откеля будете, станишники? – вопрошают.
- Оттеля, братцы, с самого сердца Малороссии – отвечаем.
- Далёко ль путь держите, воины?
- С НАТОЙ сражаться до последней капли крови!
- Ну и мы, братцы, с вами.

С казаками крымско-балтийскими мы неделю назад списались – вместе в «Зарницу» поиграть, опыта боевого у них-то поболе будет. Тут к нам и голубые следопыты со свистом подбежали, кончили вещички деребанить, что по электричке натырили, и все уже в меховых шапках. Решили все вместе в ближайшую рощицу отъехать, и там военный совет держать. Выступили по просёлку, впереди Степанида с бочкой – даже не вспотевшая, вот что значит порода. На бочку следопыты со шмотками позабирались, а за бочкой – сводный отряд девушек-пенсионерок и беломорских казаков.

И начался военный совет. От нашего соединения – я, как и.о. командира, Сеня – военный советник и Препузаста – начальница штаба. От славного казачьего войска – атаман Пантелеймон, борода по колено и начальник штаба, урядник Савелий, борода вообще по земле волочится. Следопыты выдвинули Лёху Шныря и Павлика Гнусавого, у обоих уже по две ходки за плечами. Гнусавый перед прочим хотел незаметно у Савелия по карманам пройтись, но был вовремя пресечён, на колене Савелия со спущенными штанами разложен и поперёк наказательного места публично саблей порот. После чего, конечно, повторять подвиг у следопытов всем надолго расхотелось.

Трепещи, НАТО! Уже не хлюпиками штатскими вернёмся мы в свой родной подъезд, а закалёнными былинными воинами, отведавшими радионуклидов в Десятикилометровой Зоне и обветренными жёстким гамма-излучением. И не страшны нам потом твои ядерные бомбы и авианосцы. И не тяни больше, НАТО, свой кованый сапог к нашей священной русской земле, кто к нам с сапогом придёт – тот от сапога и погибнет: опрокинем, контратакуем и добьём натовскую гидру в её вашингтонском логове!

Поначалу, конечно, казачки на жажду пожаловались, мол, в поезде совсем запарились. Мы их, конечно, радушно к бочке пригласили, казачки отменно причастились – по литре, не меньше, и славно, беседа сразу спориться начала. Расстелили на пеньке карту километровку, стали диспозицию определять и направление главного удара прокладывать, тут и темнеть начало. Порешили прям в роще передохнуть часок, тушёнкой подкрепиться, напитком ароматным сугреться, и под покровом ночи, чтоб пограничники не заметили, границу между Малороссией и Десятикилометровой Зоной пересечь.

Заканчиваю в блокнотике буковки выводить, как уже совсем ночь на дворе, да и вестовая девушка прибежала – выступать пора. На душе тревожно: что там нас ждёт впереди? Разные слухи про Зону ходят, одни страшней другого. Сколько людей там потерялось – не считано, сколько экспедиций пропало бесследно – не меряно. А сколько аэропланов в воздухе растворилось бесследно? А сколько кораблей сгинуло в никуда? Ох, уж лучше и не думать обо всём этом. Ну ладно, с Богом (РПЦ)! Выступаем!

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 1:09 am

Главка пятая. Боевое крещение

Пятница, 4:58
Позади ночные тревоги и опасности, можно расслабиться. В ночи бесшумно, как серые летучие мыши, наш отряд ползком пересёк границу с Десятикилометровой Зоной. Ни непроходимые минные поля, ни пограничные бездонные рвы с ледяной водой, ни страшная бесконечная паутина ржавой колючей проволоки не остановили нас. Обошлось без потерь, все на месте, бочка целая.

Под покровом клубящегося рваного тумана ползём вдоль кювета дороги. Светает. И вдруг наши сердца забились в унисон, глаза засияли, губы зашевелились в немой молитве. Вот она, первая весточка затерявшейся в прошлом Родины – дорожный указатель с полустёртой временем надписью «Совхоз им. Пятнадцатого партсъезда». Наконец-то мы на земле обетованной, на которую не вступала грязная нога укробандеровца. Пусть пропитанная невидимой радиацией, пусть брошенная и забытая, но под нами – священная советская земля, последний осколок счастливого советского прошлого.

С криком «Свершилось, товарищи!», Препузаста в благоговении бросается на землю, обхватив руками столб. Её хрупкие плечи сотрясаются в рыданиях. Глаза наши сияют, никто не стыдится слёз, текущих по нашим перепачканным лицам. Казаки неистово крестятся, стоя на коленях, девушки бьют земные поклоны. Юные педересы отдают салют, следопыты радостно лыбятся своими круглыми глазами. Даже пьяный Сеня что-то радостно мычит. Мы ничего не замечаем вокруг, глаза прикованы к милому, дорогому столбику. Но что это?! Боже мой, что это?! Боже!!

Антон: - Товарищи, к оружию! Занять круговую оборону! Педересовцы не сдаются!
Юные педересы: - Ура-а-а!
Препузаста: - Мамочки!
Степанида (голосом сирены ПВО): - У-У-у-у-У-У-у-у…
Казаки: - Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!
Следопыты: - Пацаны, полундра, менты окружают, врассыпную!
Девушки: - Господи, иже еси на небеси…
Сеня: - М-м-м…

Страшными неровными стенами вздыбился над нами проступающий сквозь туман лес, где-то далеко вверху светится серый пятачок неба. Топот копыт невидимых чудовищ отдаётся эхом над нашими головами. Леденящее сердце фырканье всё приближается. Растерянные и беззащитные мы прижимаемся друг к другу спинами, за нами дрожат обмочившиеся с перепугу следопыты. Стая рогатых восьминогих зверей ростом с троллейбус бросается на нас из тумана.

Антон: - Мы не боимся вас, проклятые натовцы! Пусть мы погибнем, но наши товарищи отомстят за нас! Товарищ Путин возложит венок на нашу безымянную могилу! Да здравствует Политсовет! Да здравствует великий Корчмар! Слава ПДРС!
Степанида (раскручивая за оглобли бочку над головой): - Подходи по одному, натовские коломбины!
Пантелеймон: - Сабли наголо! Заходи слева!
Савелий: - С Богом (МП)! Заходи справа!
Лёха Шнырь: - Граждане менты, я тут не причём! Охмурили меня! Это Гнусавый виноват! Я шмотки не тырил!
Павлик Гнусавый: - Врёт он, падла! Не слушайте его, граждане менты! Это он всё тырил! Это он нас подбил!
Остальные следопыты: - Мамочки!
Девушки: - Да пресвятится имя твое, да придет царствие твое…
Сеня (протрезвев): - Иди сюда, коровка, я тебя травкой вкусной угощу.
Юные педересы: - На Мариванну похожая.
Другие юные педересы: - Не, на Тину Кароль!
Препузаста: - Ой, какие они пушистенькие…

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 1:12 am

Главка шестая. Радиоактивный рай

Пятница, 12:30
Так смешно: идёшь вроде вверх, а ноги не устают. Оглядываешься назад, а хвост нашей пёстрой колонны как бы вниз спускается. А вверху голубой пятачок неба, посредине пятачка солнце, а с краюшку – серпик луны. Сеня это слишком умно объясняет, что, мол, не остаётся ничего иного, как предположить, что под действием радиации изменилась структура пространства-времени, поэтому и наблюдается такая рефракция. То ли бредит, то ли в очередной раз в белую горячку впал, ничего не понятно. А с другой стороны, как всё это объяснить? Надо Сене пить больше не давать.

Вот говорят: радиация, радиация, мол, убивает всё живое. А ведь как раз наоборот: в Зоне земля уже потаяла, всюду трава по плечи, цветы-первоцветы выше человеческого роста. Среди травы возятся десятисантиметровые кузнечики с сетчатыми глазами и жужжат шмели размером с воробья. Ветер колышет ветви незнакомых деревьев с голубыми листьями. Пряно пахнет чем-то вкусным. Солнечные зайчики играют в хоровод на лужайке, солнце ощутимо припекает.

Вокруг заброшенные безлюдные сёла, Ни души, только греющиеся на прогнивших скамейках мудрые кошки смотрят назидательными глазами. Да бездомные собаки, обрадовавшись человеческим голосам, приветливо виляют хвостами и подходят пообщаться. Предприимчивые следопыты раздобыли в одном из сёл телегу и запрягли в неё восьминогую корову. Её сараеподобные сестрёнки идут рядом, ожидая своей очереди, возить телегу им явно понравилось. Закрываешь глаза, и не верится, что такое может быть на самом деле. Открываешь – вот они, с ног до головы пушистые красотки мони, с огромными добрыми глазами, ресницы – с полметра, мечта любой городской модницы.

Останавливаемся на привал – перекусить и свериться с картой. Коровы тут же подходят подоиться к девушкам-пенсионеркам. Бедные наши оголодавшие безропотные хористки, они никак не могут наесться вкуснятины: в одном соске у коров кефир, в другом – сметана, в третьем – йогурт, в четвёртом - птичье молоко. Сосков много, выбирай на свой вкус. Благоприятная мутация, как Сеня пытается нам объяснить. Не совсем понятно, ну да какая разница, зато вкусно.

Казаки пускают коней пастись. Половина из них уже на лошадях, ни уздечек, ни сёдел, посадка – никакая, но зато почти как настоящие. Расстилаем карты, но не можем определиться на местности: непонятно, откуда и куда идёт эта извилистая просёлочная дорога, что за деревни и леса вокруг – как будто появились из воздуха. Сеня долго трёт переносицу, хмыкает, пожимает печами, ковыряет в носу. Наконец начинает тянуть слова задумчивым голосом, как козёл блеет, мол, по всей видимости, пространственно-временная структура под воздействием радиации деформировалась таким образом, что появились разрывы. И так далее.

Усаживаем Сеню перед собой, кормим его тушёнкой и начинаем вытягивать из него хоть что-то на человеческом языке. Сеня вскакивает, машет, как ворона, руками, мычит, прыгает, открывает рот, дёргает головой, наконец, сдаётся. Задаём вопросы, а Сеня подробно объясняет на пальцах. Может, это коллективная белка от некачественного шмурдяка? Нет, не белка. Может, это натовцы нас отравили нервным газом? Нет, не натовцы, нет, не отравили. А может, это натовцы на нас атомную бомбу сбросили, всех убили, и мы уже в раю? Нет, не убили, нет, не в раю? А что же это тогда, Сеня?!

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 1:18 am

Главка седьмая. Радости и горести

Пятница, 14:87
В общем, понятно, что ничего не понятно. Получается, что вроде всё, что вокруг, что рядом - не совсем рядом. Вроде оно как бы сегодня, а может – и сто лет назад, а может, и в далёком будущем. Хуже того, оно вроде бы есть, и руками потрогать можно, но с другой стороны, вроде как бы и не совсем есть. Вот такой вот диамат. Лучше бы Сеню и не расспрашивали, совсем нам мозги запутал.

И со временем что-то непонятное творится. Разморило нас после ночных волнений, решили пару часов покемарить. Как бы, и вечер уже должен быть, а на часах все день, да день. Посадили самого правильного юного педереса в очках, наказали в часе минуты считать, насчитал двести, пока не запутался. Я уже совсем на это всё рукой махнул, просто устал удивляться. Зона – она и есть Зона.

Казаки на солнышке разлеглись, похрапывают, следопыты уехали в соседнюю пустую деревню шустрить, мы с Препузастой слюнявим карандаш, продуктовые запасы подсчитываем. Да что там подсчитывать, одни коровы разноцветные нас бы прокормили – вон пасутся, всеми цветами радуги на солнце переливаясь, с сосками-краниками на любой вкус. А в ставках поручь рыбы диковинной видимо-невидимо, ягоды-грибы всякие, рабочий человек всегда найдёт, чем себя прохарчить.

Девушки-пенсионерки с педересами за грибками гоняются с визгом и воплями, что одни, что другие – как дети малые. Грибы здесь, словно в мультике, семейками живут. Несколько взрослых, а вокруг всякая мелочь пузатая, малыши, что повзрослее – на четырёх ножках, смешные как котята, некоторые ластятся, а другие – царапаются. Вот тут-то, посреди этой картинки из телевизора, наша первая беда к нам и постучалось.

Марья Степановна, смешливая такая, как за грибочкам погналась, что к старшим своим улепётывал, тут её самый большой гриб языком и слизнул. Казаки от криков наших мигом проснулись, девушку нашу выручать бросились, да сами чуть с жизнями не распрощались, еле Савелия за бороду из пасти гриба вытащили. Нас словно по голове стукнуло: ох, глупые ж мы, глупые, слыхали ведь, что с Зоной шутки плохи, да на солнышке и расслабились. Вот Зона нас за безалаберность и наказала, такие вот шутки шутить она умеет.

Кончился наш весенний Первомай, ходим, как воды в рот набрали, глаза в землю, и не нужна нам уже никакая «Зарница». На Препузасту даже посмотреть страшно, как она убивается. Препузаста у нас особенная, как не от мира сего. С юных лет, с пионеров, за счастье народное боролась, в коммунизм всеобщий, как во Христа спасителя, уверовала. В школе с двоечниками занималась, за уши их в светлое будущее тянула, субботники организовывала, чтоб Родине металлоломом да макулатурой подсобить.

Потом комсомолкой стала, потом из идейных соображений в партию капээсэсную вступила. Бросало её партийное начальство во всякие прорывы дырки затыкать. Моталась Препузаста по бамам да прочим новостройкам, здоровье своё подорвала вконец. Её начальнички себе и при старой власти номенклатурные кабинетики выслужили, и при новой ловко устроились, миллионами ворочают. А Препузаста, бессребленница, кроме инфарктов да комнатушки обшарпанной в нашей общаге, так ничего и не нажила. Пока она на общественной работе за грамоты и переходящие знамёна надрывалась, жизнь мимо, как сквозь пальцы, протекла. Ни мужа, ни детей, одни девушки-пенсионерки на руках.

Девушки наши ведь никому на белом свете, кроме Препузасты, не нужны оказались. Повымирали бы они все в голодные девяностые годы, если бы Препузаста их хоть как-то не поддерживала. Сама городская, а огородом занималась, капусту-картошку на зиму выращивала, колорадов руками давила. На трёх работах работала, у начальства районного пособия выбивала, но как-то хоть половину своих подопечных вытянула. А какие не дожили, так хоть по-человечески умерли, у неё на руках, а не одни, в пустой комнате.

Сидим мы, нахохлившись, вокруг Препузасты, грустно, тошно, слов нету. И тут к нам из кустов сиреневый туман стайками подплыл, добрые такие, ласковые, к ногам прижимаются, руки лижут, жалеются. И не мозгами своими пропитыми, а самим сердцем я понял, что не туман это вовсе, а души воскресшие, собачьи, человеческие такими добрыми не бывают. Как при жизни они нас, людей, тварей подлых, любили, так и после смерти прилетели в беде посочувствовать.

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 1:21 am

Главка восьмая. Пастораль

Третья пятница, 26:95
Тёплый ласковый утродень. Песчаный, поросший сенной травой берег безымянной речушки. Звенящая тишина. Лёгкий ветерок чуть-чуть колышет ветви голубых деревьев, склонившихся над водой. В зарослях прибрежных розовых одуванчиков разливается пение цикад Воздух одуряюще, медово пахнет полевыми цветами. Возле берега, в водовороте солнечных зайчиков и змеистых водорослей лениво шевелят плавниками сонные рыбины, похожие на водяных фазанов.

На берегу лежит на животе Сеня, устремив глаза в видимую только ему точку. Он неподвижен, и хотя его нелепая фигура разлеглась рядом с нами на песке, мысли его, похоже, улетели далеко-далеко отсюда. Радом с ним присела по-собачьи Сиреневый Туман, даже этой непоседливой собачонке неохота нарушать покой своей метушнёй. Мы с Препузастой стараемся хоть как-то привести в порядок путевые заметки. Столько всего произошло за прошедшие дни, а может – недели, а может – месяцы.

В первую пятницу, как мы горем убитые сидели, а Туманы нас жалели, вдруг такое произошло. Строевой шаг раздался. Точно, думаем, натовцы про нашу «Зарницу» со спутника прослышали, и первыми на нас напасть решили. Ну, мы уже учёные, за грибы родительские попрятались, думаем, как натовцы на нас сунутся, тут их наши грибищи языками и слижут. И запели хором «Интернационал». И вдруг из лесу. Под красным развёрнутым знаменем! Строевым шагом!! Выходит отряд!!! Наших советских моряков!!!! Во главе с Капитаном Первого Ранга!!!!!

Что тут началось, словами описать не могу. И слов не хватает, и особенно таланту. В общем, только через полчаса все угомонились, отряхнулись, слёзы промокнули. Вот ведь какое на свете белом бывает. Как в девяносто первом Ельцин, диктатор, героев гэкачепистов арестовал, не смогли наши патриоты подводники присяге изменить. И всем подводным атомным крейсером решили до возвращения Советской власти подождать, отсидеться. А где лучше всего спрятаться, где ищейки натовские не найдут? Вот и приплыли моряки на подлодке с Тихого океана под Припять и на дно залегли до лучших времён.

В Зоне колёсики у времени совсем иначе крутятся, иногда, бывает, шестерёнки заедают и назад отскакивают. Вот как сегодня, на дворе третья пятница, а вчера была четвёртая. До тех пор, как матросы нас повстречали, в Зоне много воды утекло. Уже третье поколение подводников сменилось, в живых из прежних только дедушки-юнги остались. Но молодое поколение замполиты воспитывали правильно, в ленинских традициях. Все, как в строй становились, Советской власти присягу давали, партии и правительству – стоять на защите рубежей Советской Родины.

Неудобно нам было спросить, а откуда ж у подводников дети брались, да это и не важно. Тут столько друг другу рассказать нашлось. Сначала мы на морячков набросились: а как они подлодку в боеготовности столько лет поддерживали, да чем питались, да где жили? Юные педересы в восторге к служивым как приросли, глаза горят, тараторят без умолку. Рассказали нам воины, как уран у них кончился, и как ночами кочегары уран на носилки возле взорванного Чернобыльского реактора собирали, и потом лопатами в топку атомную бросали.

Поведали нам, как подводную молочную ферму для пропитания организовали. И, кстати, поделились рецептом, как из молоденьких грибочков салат вкуснейший делать. Маленькие грибочки ещё не проснувшиеся, им не больно, когда из них салат строгают. Ну а когда мы стали ребятам в бескозырках про нашу горестную жизнь рассказывать, про Беловежский сговор предателей Родины, про олигархов оранжевых, про укробандеровцев-кровопийцев, посуровели глаза воинов, сжались у них кулаки, окаменели челюсти. Хотели они тут же по всей этой оранжевой сволочи атомные ракеты запустить, да без приказа министра обороны Язова не могут. А где ж в Зоне министра Язова взять?

А потом все мы пошли к братской могиле, где под звездой умершие подводники вдали от своих вдов и детей покоились. Приспустили знамёна, матросы – красное, мы фиолетовое, застыли в минуте молчания. Потом юные педересы салют отдали и возле памятника со звездой в почётный караул стали – каждые полчаса сменяться. Хорошие они ребята, сердце не нарадуется. Не то что эти, синие следопыты, уже пятую телегу вещичек по сёлам нашмонали, а вывезти как? Коров же наших, красавиц радужных восьминогих, за Зоной сразу же местные на мясокомбинат сведут.

Ой, да что это я? Обо всём пишу, а о самом главном не упомянул – как мы НАТО победили. В общем, на следующий же день, как моряков повстречали, утром второй пятницы …

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:46 am

Предисловие ко второй части

Пошёл я, братцы, нынче в сортир, да на беду газетку забыл. Присел, а бумажки-то нету. Порылся по карманам, один трамвайный билетик нашёл, да и тот дырявый. Тут смотрю, к счастью на гвоздике листочки висят, повезло, то есть.

Как листочек помять, пробежал по нему глазами. Ёпсель-мопсель, да это ж вторая часть наших похождений в Десятикилометровой Зоне, когда в «Зарницу» играли. Я ж думал, что главки эти давно уже в нашей районной стенгазете напечатали, сам Трофимычу отдавал. А Трофимыч, значит, эту затею похерил, а листочки в ящик стола, небось, запихнул. А как по нужде приспичило, в сортир снёс.

Хороший он человек, Фёдор Трофимович, но уж больно бескультурный. Ничего сроду кроме Устава внутренней службы и Правды ПДРС не читал, да и то перед тем, как помять. Принёс я листочки в наш Фиолетовый уголок, и за голову схватился. Главки не по порядку, а главное – нет самой важной, тринадцатой, где нас райкомовское начальство за «Зарницу» переходящим фиолетовым знаменем награждало и почётными грамотами активиста ПДРС.

Так мне горестно стало, что самое важное, самое интересное уже в сортир спустили, но не ковыряться же там палкой? Слава Корчмарю, хоть один листочик от всей тринадцатой главки чудом уцелел на гвоздике.

Публикую листочки с гвоздика как есть, а то опять развезём всё это, править начнём, спорить между собой, детали уточнять, пока Трофимыч второй раз листики в сортир не снесёт. Да, всё забываю сказать, записки эти – плод коллективный. В основном, меня, Сени и Препузасты, но кой-что также Степанида и юные педересы присоветовали.

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:48 am

БОН ВОЯЖ

Главка десятая. Ночной разговор

Первая ночь с третьей пятницы на второй четверг, -03:126
Костёр на полянке медленно умирает среди голубых сосен. Это не совсем сосны, но надо же как-то их называть? Тлеют мудрые угли, костёр затухает, но светло, даже читать можно, полянка освещена всеми тремя лунами и гроздьями смешных светлячков, которые слетелись послушать наш разговор по душам. Конечно, это тоже совсем не светлячки.

У костра я и Пётр Петрович, каперанг ВМФ СССР, да ещё Сеня, который периодически присоединяется к нашей беседе. Лежим на послушной подушке о чём-то шепчущей сенной травы.
- Не могу понять! Почему? – в очередной раз в недоумении восклицает Пётр Петрович, сын Петра Петровича и внук Петра Семёновича Сердюкова, первого командира подводного крейсера. Невозможно было без распоряжения Генштаба изменить штатное расписание корабля, поэтому у каждого члена экипажа было всего по одному наследнику – и с тем же именем, чтобы не нарушить Священный приказ. Отец и дед Петра покоились на корабельном кладбище, а на субмарине подрастал наследник капитана – лысый юнга Петя.

Стараюсь из спутанных рассказов командира хоть как-то понять загадочную жизнь подлодки, но в голове эта разрозненная фантастическая мозаика никак не укладывается. Моей скудной фантазии не хватает вообразить сюрреалистический мир трёх поколений, запертых в узком пространстве корабля. Родиться, прожить всю жизнь, и умереть внутри замкнутого стального корпуса, как это? Редкие осторожные вылазки наружу, разведка плацдарма, хозработы по обустройству подводных ферм – и скорей назад, в родной искусственный мир субмарины.

Неимоверно трудно подбирать слова. Пётр говорит вроде бы на русском, но в его языке нет выражений, описывающих привычную нам жизнь: поколения моряков изучали грамоту по уставам, техническим справочникам и партийно-политической литературе. Мир вокруг корабля вынуждал как-то называть причудливую круговерть Зоны, поэтому многие слова Петра мне совершенно непонятны. Его речь пестрит всяческими нуяками, крепками, синяшниками и мелкими зузу. Что это, растения, животные? А может, непонятные фантомы замкнутого пространства? В такие моменты даже уродливая хохляцкая тарабарщина кажется мне более удобоваримой.

- Товарищ штатский прапорщик запаса Суровый – снова строго по уставу обращается ко мне капитан, - но почему же тогда освободительные движения африканских и латиноамериканских стран не пришли на помощь авангарду советского рабочего класса по отражению скрытой агрессии НАТО и империалистического Запада?
Что тут ответить? Наверное, так же сложно было бы объяснить марсианину нашу алогичную историю и причудливые тонкости человеческой жизни. И столь же сложно инопланетянам с Веги было бы понять запутанные нюансы наших табу и обычаев.

Сменялись поколения, крейсер настороженно лежал в донном иле под Припятью. Экипаж не смог бы выжить, сохранить себя как единое целое, если бы не следовал беспрекословно военно-морским уставам, если бы не подчинил свою жизнь целям и задачам марксистско-ленинского учения и догматам Главного Политического управления. Постепенно Уставы стали священными божественными книгами, подшивка журнала «Коммунист Вооружённых сил» - откровениями апостолов Главпура, замполит с партийно-комсомольским активом мутировал в особую высшую касту жрецов, неусыпно следящих за идеологической стойкостью экипажа.

Примерно поколение назад каста политжрецов объявила о своём божественном происхождении – от священного двубожия Маркса-Энгельса и пророка его – Ленина-Сталина и окончательно захватила влияние в свои руки. Несогласные были немилосердно сварены в атомном котле и торжественно съедены под бой барабана. Наследственный титул Командира постепенно стал сугубо номинальным. В его обязанности входило поддержание крейсера в боеготовности, ежемесячный вынос знамени и проведение построения низших каст – командиров, матросов и неприкасаемых - техников.

Каждый день на крейсере начинался с молитвы Ангелам мщения – ядерным ракетам. Также обязательными были обеденная и вечерняя молитвы во здравие Верховного политжреца корабля, занятия по прославлению деяний Святых и их последователей – Брежнева, Суслова и Лигачёва. Воскресное утро было посвящено анафеме падшему демону Горбачёву, совращённому чёрной Змеёй-Ларисой.

Недисциплинированных карала позорной смертью в котле Священная инквизиция Органов. Вся жизнь крейсера была посвящена ожиданию конца, пролетарского Армагеддона, когда экипаж субмарины совместно с воинами Света – Авангардом рабочего класса и освободительными африканскими движениями - схлестнутся в последней смертельной схватке с империалистическими полчищами НАТО.

- Почему? Ну почему ваша Малороссия попала под подлый кованый сапог империалистов и натовцев? Почему несознательные трудящиеся посмели ослушаться указа Пролетарского авангарда и Великих кормчих? Почему бездействовала Священная Инквизиция? – в тысячный раз кричит в отчаянии командир. И мне нечего ему ответить.

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:51 am

Главка девятая. Каша в голове

Третья с половиной пятница. 28:80
В общем, на следующий же день, как моряков повстречали, утром второй пятницы решили мы всё ж таки в «Зарницу» поиграть. Натовцами решили девушек-пенсионерок, ещё не съеденных, нарядить. А за нас матросов выставить. Чтоб уж точно НАТО победить, да и домой в расстроенных чувствах отправиться.

Вдруг смотрим, Марья Степановна, съеденная, к нам бочком подходит. Затуманенная такая вся, светится насквозь против солнца, но, в самом деле, наша Марья Степановна, живая. Ну, Препузаста тут, понятно, бряк в обморок, а девушки как увидели, что Препузаста шлёпнулась – тут же вслед за ней рядком. Марья Степановна как увидела такой падёж, за сердце хватилась, и тоже – шмяк. Все бегают: «Как это, как это?», один Сеня, как памирский йог, сидит, и глубокомысленно в носу ковыряет: «Видимо, пространственно-временной континуум, под воздействием сверхвысоких доз радиации, приобрёл волновые свойства не только на микро-, но и на макроуровне». Лучше бы уж помолчал, алкаш несчастный.

Ну, к Марье Степановне мы ещё как-то попривыкли, тем более что она нам рассказала, что гриб её не съел, а только попытался. И хоть своими глазами мы видели, как этот людоед её язычищем слизнул, но на радостях чему не поверишь? Да только не последний коллективный обморок с переполохом это был. Скоро к нам из лесу и другие прозрачные бабульки подтянулись – которые в голодные годы повымерли. Ох, и слёз было, и радостей.

Да зря радовались, тут и на нас остальных такое напало… Сначала я почувствовал: вот точно помню, что я прапорщик запаса, учитель труда, да только это я одной извилиной помню. А второй вдруг вспоминается, что и не учитель я, а в армии остался, заочно что-то там окончил, младшего лейтенанта присвоили, а потом и до старшего дорос. Всё бы хорошо, но только и дальше извилина раздваивается: вроде, с одной стороны, в отставку вышел, а с другой, в Афгане меня убили.

И это только начало. Как стало тут у меня в башке двоиться-троиться-четвериться… Я – это и я знакомый, и я другой, и пятый, и десятый. И всё я. И прапорщик я, и старший лейтенант, и вообще в армию по здоровью не взяли. А потом, ну словно в волну попал, и она тебя кувыркает: и двое у меня детей, и вообще нету, и пятеро, и девочки, и мальчики. И так всё-всё размножилось, ну просто всё в жизни. Что-то ясно чувствуется, что-то слегка припоминается. Понял я, что крыша моя совсем в шизу поехала. Надо от руководства походом отказываться, и все дела Препузасте передавать.

Смотрю, братцы-кролики, а Препузаста тоже совсем не своя, и все наши в испуге за головы держатся. Да… «А ну, давай, товарищи, честно признавайся, что на всех напало? Как на партийной исповеди, у батюшки Мефодия!». Тут уж все раскололись, что вот такая вот беда общая на нас, на всех, напала. «Сеня» - говорю - «хватит умничать, давай рассказывай, как жить теперь будем?». А этому гуру тяньшанскому – как с гуся вода. «А что тут такого особенного?» - отвечает – «Это наше сознание приобреле вероятностно-волновые функции как отображение расслоения ветвистой структуры континуума, но на макроуровне». Хотел я на него, придурка, наорать, чтоб заткнулся, да что с него взять, с блаженного?

Правда, хоть в чём-то нам эта шизанутость помогла. Чувствуем, хоть ещё в «Зарницу» и не играли, но вроде уже и играли, и даже вроде НАТО, то есть бабулек наших ряженых, победили, хотя, с других сторон, немножко вроде и не победили. Если во всё это мозгами вникать, то сразу нужно в дурку ложиться. Решили так: если вроде уж играли, и вроде победили, то так и будем считать. А раз победили, то и домой пора. Вот соберёмся, с морячками попрощаемся, бочку допьём, и пора и честь знать. Как там наш Трофимыч один с делами справляется? Что в мире творится? Мы ведь как в Десятикилометровую зону зашли, тут наш приёмник «Альпинист» и заглох. Хороший приёмник, советский, и ДВ, и СВ, и даже КВ, но заглох.

Собрали по случаю победы пир на весь наш маленький мир: пригласили моряков, свободную вахту и командование, нацедили из бочки, на закусь всё, что было, разложили. Оба солнца к четвёртому вечеру клонились, так что очень мы все хорошо при светляках под лунами посидели.

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:53 am

Главка одиннадцатая. Сердце Зоны

День с седьмой пятницы на шестую. 10:3.14
Мы меняемся. Сознание уже устало чему-либо удивляться. Узнай я вдруг, что превратился в Кощея Горыныча – и это воспринял бы совершенно спокойно. А началось всё с Беломоро-балтийских крымских казаков. Сначала разонравилась им наша человеческая еда, стали они, как и их кони, налегать на траву да на сено. А потом и вообще стали жить отдельным лагерем. Уже не бутафорские казачки без роду – без племени это были, с деревянными сабельками на боку.

Видимо, гордое название сказалось: проснулись у них выдуманные казачьи корни, заматерели наши казаки, и вот уже гордые кентавры несутся по бескрайней степи среди травы по плечи. Слились они в одно целое, в один стальной организм со своими конями. А потом и кентаврих себе где-то раздобыли, стали пастись табунами.

С голубыми следопытами обратная горестная история приключилась: шапки ворованные им к головам приклеились, да ещё и кучерявиться начали. А потом и вообще ожили: у кого на голове овечья шапка – та блеет, кроличья – травы просит, остальные – кто мяукает и мышей ловит, кто гавкает. Попробовали мы шапки этим бедолагам оторвать как-то, да не тут-то было: шапки корни им в мозги пустили, намертво приросли. Ох, чувствую, надо скорей из Зоны тикать, а то как бы чего похуже с нами не случилось.

Зато у меня нога сама излечилась, гнуться начала, как в молодости. А Сеня без спиртного пьянеть научился. Никогда я его таким счастливым не видел. «Сеня» - спрашиваю – «а как ты это делаешь? Научи, браток?». «Да не фиг делать» - Сеня отвечает – «Вот, воображаю, что шампанского фужер выпил – и вправду пузырьки в голове щекочут, как от шампанского. Подумал, что пивка хлебнул – и сразу в голове просветление, как от Балтики». Пробовал я, пробовал, как Сеня, фантазировать, да так ничего и не вышло, а жаль.

Юные педересы телепатически общаться начали. Рот по привычке, как рыба, разевают, а сами молчат. Во дела! Во бы так наших разведчиков обучить, чтобы их натовцы не запеленговали. Но интересней всего с Препузастой приключилось. Начал у неё горб на спине расти. Вот такая вот беда. Точно, думаю, это её Зона наказала, за то, что вечно с Трофимычем сварилась. Что ж делать? А тут горб шевелиться начал.

Оказалось, что не горб это вовсе, а крылья, смешные, как у курёнка. Очень Препузаста стеснялась, но пришлось ей в кофте сзади дыру вырезать, а то крылья под кофточкой уже не помещались. Встаём одним утром в какую-то там пятницу, а может, ещё и четверг, а крылья у Препузасты уже как у ангела, белые и с перьями.

Дошло тут до меня, что это Зона Препузасту за все беды её наградила – за карьерку её неудачную, за все подлянки её начальничков капээсэсовских, за смерти девушек-хористок у неё на руках. Ей же с детства помощь людям хотелось оказывать, счастье нести, а капээсэсы вот как её задурили. Сначала она, Препузаста то есть, как молодой скворец прыгала, подпрыгнет, метров десять пролетит, отдыхает, дышит часто-часто. А потом выше, выше, глядишь – уже под облаками парит.

Но, однако ж, пора и домой. Созвали общее собрание, стол в деревне какой-то кинутой раздобыли, скатертью фиолетовой застелили, трибуну из правления колхоза приволокли – чтобы всё, как положено. Командование подводного крейсера к нам под развёрнутым знаменем подошло, кентавры-казаки прискакали. В Президиуме меня с Препузастой посадили и капитана первого ранга. Чин-чинарём, как у нас в Фиолетовом уголке в общаге.

Все с речами выступили: вождей славили, НАТО с империалистами клеймили. Потом к последнему вопросу – о возвращении – приступили. Рассказали морячки, что не так-то просто из Сердца Зоны, где самая, что ни на есть, радиация, выбраться. Показали карты, ими составленные, интересные такие, что вроде нету из Зоны выхода, что если вперёд пойдёшь, то год идёшь, два идёшь, а потом наоборот - сзади выйдешь. Есть только одно узенькое горлышко, как в бутылке, как раз мы на входе в Зону в него и попали, совершенно случайно. Обещали нас морячки до того горлышка по карте сопроводить.

А в конце собрания встали атаман казачий Пантелеймон с урядником Савелием, и сказали, что домой возвращаться они не будут. Да и правда, кому они там, кентавры, нужны? Ещё сведут на живодёрню. Да и что там их хорошего ожидает? Кем они там были? Ряжеными казачками из папье-маше, клоунами с деревянными сабельками. Гоняли их, ряженых, всякие Витренки на митинги покочевряжиться, станичников из себя, людям на смех, построить. А здесь они – вольные полукони-полулюди, и весь мир Зоны, вся безграничная степь - перед ними расстилаются.

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:56 am

Главка двенадцатая. Опять лопуховая роща

Опять ночь с пятой пятницы на первую субботу, Опять 2:93
Сидим на одеяле из ласковой сенной травы. Перешнуровываем обувь, доедаем салат из грибков. Вот и Сеня проснулся. Спросонья что-то бормочет на непонятных языках, вроде бы на латыни и халдейском. Это с ним часто случается в последнее время. Советуемся с гуру-полиглотом. Пока он спал, уже четвёртый раз идём по одному и тому же кругу, словно ведьма заколдовала. Сеня смёётся над гипотезой про ведьму и совершенно непонятно поясняет, что из-за сильнейшей радиации пространство разбилось на отдельные полузамкнутые слабосвязанные сегменты.

Как будто от этого объяснения легче. Что делать, Сеня? Просьба поконкретней, а то ведь устали все уже, километров тридцать прошли, а всё там же. Даже сопровождающие морячки ничего нам посоветовать не могут. Сеня! Что делать? Значит, нужно перпендикулярно идти. Да там же дороги нету, одни заросли? Значит, нужно сквозь заросли. А как же бочка, как же телега? Значит, придётся их бросить. Может, сначала пусть кто-то один попробует, например, Препузаста? Хорошо. Препузаста взмывает вверх и летит в сторону от дороги. Полчаса, час, два часа, но её всё нету. Опять наша Препузасточка за нас пострадала. Будем надеяться, что просто заблудилась.

Тут начинают истерично буянить голубые следопыты. Как же это так: бросить целую телегу добра? Да ни в жисть! Да гори она голубым пламенем, эта Родина! Да лучше назад, в зону, где тепло, полным-полно всякого добра, бесплатная жратва на каждом шагу, и ни одного мента в округе. Как ни странно, соглашаюсь с ними. Чего хорошего их ждёт на воле? Уворовал – посадили - выпустили, уворовал – посадили – выпустили, и так всю жизнь по кругу. А мечты о президентском януковичевом кресле так и останутся мечтами: воров много, а кресло – одно.

Оставляем бочку с ураном и пушистой восьминогой Моней морячкам, сердечно прощаемся с ними. Очень мы к флотским привязались, полюбили: они чистые и добрые в своей наивности, как монашки из подводного коммунистического монастыря. Прощально машем руками следопытам и морякам с погрустневшей Сиреневым туманом и начинаем ломиться за Степанидой сквозь кусты.

Да не тут-то было. Наши вновь обретённые полупрозрачные девушки-пенсионерки начинают таять прямо на глазах. Свистим морячкам и, скрепя сердце, оставляем девушек с ними. Здесь, в Зоне, нашим пенсионеркам будет хорошо, они не будут голодать, перебиваясь с сухарей на кашу, моряки позаботятся о них. А что там, дома, в общаге, даже если бы удалось выбраться? Ни комнаты, ни паспорта, ни пенсии, и попробуй, докажи без документов, что ты уже не покойница. Опять ломимся за Степанидой сквозь джунгли, стараясь незаметно смахнуть предательские слёзы.

Светает. Совсем немного, и вот он, знакомый наш столб с затёртой табличкой «Совхоз им. Пятнадцатого партсъезда». А рядом с ним – плачущая Препузаста. С отвалившимися крыльями. И асфальтовая дорога, куда? Вперёд – назад домой, в сырую развалившуюся общагу? Где уже много лет нет ни воды, ни отопления? Где невыносимая не приятный запах. безграничной помойки? Вперёд – назад в чужую страну, где говорят на чужом малороссийском наречии? И где все мы совершенно безразличны разноцветным, но одинаково продажным властям?

Или назад – вперёд в ставшую родной Зону? Где тепло, где весна и цветы круглый год, где воля, где наши замечательные моряки-подводники, где живы все наши девушки-пенсионерки, где у каждого не одна, а миллион судеб – выбирай любую? Где живут Сиреневый туман и романтичные восьминогие коровы? Где полным-полно вкуснятины и где нет мироедов-начальников? Так куда, вперёд или назад? Так куда же, куда?

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 5:58 am

Листок с гвоздика

… потому что как же было оставить его одного со всеми нашими бедами? Стыдно стало, что мы будем в Зоне нежиться, а Трофимыч будет там за нас всех корячиться. То есть, это как предательство бы с нашей стороны было, как из окопа трусливо сбежать. Мы бы там с Сиреневым туманом, да с моряками, да с изумительными восьминогими подружками жизнью наслаждались, а здесь бы Трофимыч в окопе мёрз – один против подползающих натовских тигров и пантер.

Вот, наконец, и собрались мы в нашем Рабочем пабе имени Корчмаря, все вместе, уселись за стол, разлили, и замолчали вдруг на минуту. Вспомнились все наши удивительные события. Такие невозможно странные, что аж самим не верится. А потом обнялись, чокнулись, выпили, снова налили.

Ну и что, что вокруг враждебная чужая страна, злые люди, собачьи нравы? Мы же живы, мы же вместе! И мы теперь знаем, что где-то там, за заветным столбом с указателем, терпеливо ждёт нас наша сказочная Зона, наша таинственная вторая Родина. И если уж станет здесь совсем невыносимо тошно, теперь это уже не страшно. Что нам здесь терять? Собрались, два часа на электричке, ночь на заветную дорогу, и только вы нас здесь и видели!

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

автор Семён Битый Пн Ноя 16, 2009 9:14 pm

ТРИСТА ТЫСЯЧ ЛЕТ БЕЗМОЛВИЯ
Антон Суровый

Не знаю, почему. Пусть «теоретики» выдумывают объяснения, пииты разговаривают со «Вселенским разумом», верующие общаются с «душами предков». Я не знаю – почему.

Но Зона манит. И это не сказки. Говорю это, как человек несуеверный, и не исповедующий ни одну из распространённых религий или верований. Зона притягивает и заставляет холодок струиться между лопаток. Зона поглощает, как вечность.

Не побывав и не пожив там, это невозможно понять. Но через неделю – через две опять хочется вернуться. Первый раз я случайно приехал в Зону всего два года назад. Даже не предполагал, что это так резанёт по сердцу.

На краю Зоны частично отселённые сёла (целые кварталы заколоченных домов без света) чередуются с сёлами, принудительно выселёнными и взорванными (об этом не принято писать, но рассказывают, что в 86-м пустые хаты взрывали, чтобы люди не возвратились назад).

А затем, вглубь - несколько тысяч квадратных километров полного безлюдья, тишины и абсолютной темени по ночам. Где можно ходить только кое-где и только с картой заражения, где нельзя рвать ягоды и грибы, и где несколько сот тысяч лет почва, вода и всё живое будут отравлены радионуклидами.

Взорванные деревни превратились в яблоневые, сиреневые и малиновые леса, среди которых валяются в густой траве обломки стен. Зона на окраине пятнистая, кому – повезло, кому – нет. Бывает так, что на десяток счастливых хат радиоактивные осадки не выпали, и там остались люди, а остальное часть села – взорвана.

Сохранились кладбища. Живых нет, а мёртвые – спят в радиоактивной почве. Или же – в четверти хат живут люди, с сотню человек, а кладбищенских жителей – в несколько раз больше. Знаю совершенно взрослых и уравновешенных людей, которые не могут в одиночку проезжать сквозь отселённые сёла – им даже днём страшно.

Встречаются оазисы в несколько сёл, где не выпали осадки, почва чиста, и её можно возделывать. Радионуклиды мигрируют очень медленно – примерно с метр в год, Там, на чистой территории, есть магазины, фельдшер, почта и кафешка, из пустой избы в этом году сделали даже церковь, куда по воскресеньям собирается с дюжину аборигенов.

Три раза в день такой оазис объезжает автобус, часа за два, петляя, подбирает пассажиров по всем живым населённым пунктам. Дорога – чистая, её перестелили после аварии. В оазисе есть даже школа, большая, двухэтажная, где учится со всех окрестных сёл десятка два разновозрастных учеников, и даже работает детский садик.

Работы – нет никакой. Стоят пустые колхозные строения и коробки административных зданий. Старики живут огородами, на пенсии и пособия, молодёжь ищет работу на стороне. Безлюдные хаты и пристройки постепенно разваливаются, их разбирают на дрова. Председательша сельсовета радуется: в этом году кабаны впервые не вырыли картошку на огородах, так как посеяли кукурузу, и кабаны кормились в поле.

Но это на краю Зоны. А дальше – мир зверей, которые расплодились немыслимо и уже несколько поколений живут самостоятельно. Косули выбегают из лесу посмотреть на проезжающую машину, зайцы бросаются под колёса, здоровенные лисы и совы нагло сидят посреди колеи, приходится выходить и сгонять их с дороги.

Уже три года, как на окраину Зоны вернулись птицы. Кабаны приходят ночевать на край огородов, в балочку посреди села, волки преспокойно ночами шастают под окнами, зимой они воруют собак, если их забыли запереть. Что интересно, кабаны и волки совсем не трогают людей: выйдут, посмотрят на незнакомое существо, и степенно уходят в чащу.

Зона пускает к себе в гости. Радионуклиды связались с почвой на глубине примерно с полметра, можно ходить и даже валяться на траве – но только на окраинах заражённой территории. Но жить в Зоне нельзя – период полураспада изотопов плутония – тридцать тысяч лет, поэтому даже через сто тысяч лет Зона сократится всего на несколько километров.

В Зоне живёт тишина. В зоне, как в Чёрной дыре, застыло время. Человеческой цивилизации – всего с десяток тысяч лет. Через сто-двести тысяч лет люди, общество станут совсем иными, вся планета – другой. Родятся и умрут тысячи поколений. А Зона останется всё той же – безлюдной и одинокой.

Зона – вне цивилизации. Зона – это буддистский монастырь. Нигде так не думается, как в Зоне. Зона – это Космос. Это – отдельная вселенная, со своими временем и пространством. Зона притягивает, как магнит, как бездонная пропасть, как черное небо над головой в безлунную ночь.

Зона – живая. Как в сурдокамере, тишина разговаривает с тобой, рождает мысли, стихи и видения. Из-за того, что Зона несчастная, она такая мудрая. Она впитала в себя боль сотен тысяч людей, в один миг изгнанных с родины. Зона – сирота, лишившаяся детей и родителей.

Зона навечно привязывает к себе, как наркотик. Вот я сижу в ночной тишине в киевской квартире за компьютером, но мои мысли – там. Я жду выходных, я обязательно поеду. Я скучаю по тебе, Зона.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
		1	2	3	4	5
6	7	8	9	10	11	12
13	14	15	16	17	18	19
20	21	22	23	24	25	26
27	28	29	30	31