Истории. Много букв.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть эту ссылку]
Курьезное дело о шаре с карболовым дымом, вынудившее производителя относиться к потребителю честно и открыто, до сих пор влияет на взаимоотношения бизнеса и общества.

Рассматривавшийся в Лондоне в 1892 году иск некоей Луизы Карлилл против компании Carbolic Smoke Ball до сих пор воспринимается как сказка, сюжет которой разворачивался на фоне вихрящихся туманов викторианской Англии, наводящей ужас вспышки "русского гриппа" и неимоверного числа всевозможных снадобий, которые никто не проверял, но которые, по словам их кичливых продавцов, излечивали от чего угодно.

Этот процесс известен студентам-юристам всего мира. А многие считают его точкой, от которой ведет отсчет нынешняя система защиты прав потребителя, поскольку он узаконил торговые отношения продавца и покупателя.

Шар с карболовым дымом представлял собой странное устройство, которое предположительно избавляло больного от кучи недугов, в том числе от инфлюэнцы. Оно представляло собой каучуковый шар с выводной трубкой, наполненный карболовой кислотой в виде порошка. Сжимаешь шар - и через трубку, вставленную в нос, вдыхаешь облачко кислоты. Идея состояла в том, чтобы вызвать насморк - и вымыть с его помощью простуду из организма.

Лечение или деньги

Производитель шара, рекламируя его в листке Pall Mall Gazette, обещал 100 фунтов стерлингов (огромные по тем временам деньги) любому, кто будет пользоваться устройством по инструкции, но все равно после этого подхватит грипп. Чтобы продемонстрировать, что она не шутит, компания отложила тысячу фунтов на специальный банковский счет.

В объявлении фигурировали признания целого набора аристократов и священников - викторианский эквивалент сегодняшних звезд, расписывающих прелести товара по телевизору.

Рекламу увидела миссис Луиза Элизабет Карлилл. Она купила шар и использовала его, как и предписывалось, трижды в день на протяжении почти двух месяцев, после чего заразилась гриппом. Неудивительно поэтому, что она потребовала у производителя свои 100 фунтов.

Компания проигнорировала два письма от ее мужа, но он был не лыком шит, имел юридическое образование. Потом, правда, производитель все же откликнулся - и заявил, что полностью уверен в качестве своего продукта, надо только правильно его применять.

Желая защититься от любителей легкой наживы, компания объявила, что миссис Карлилл должна будет каждый день приходить в ее офис на лондонской Принсесс-стрит, чтобы секретарь мог лично наблюдать, насколько верно она пользуется шаром.

Миссис Карлилл обратилась в суд, объявив, что эту компанию связывают с ней некие контрактные обязательства. Компания, в свою очередь, утверждала, что никаких таких отношений между ними нет.

Но дело в высоком суде выиграла все же миссис Карлилл.

Юридическая защита

Компания и ее владелец Фредерик Роуэ подали апелляцию, указав в своей жалобе практически все возможные причины, по которым, как они считали, между ними и миссис Карлилл не существует контрактных обязательств.

Приводились, в частности, следующие аргументы:

Миссис Карлилл умерла в возрасте 96 лет. Скорее всего, кончине способствовал ее более чем почтенный возраст. Но в свидетельстве о смерти значилась единственная причина: грипп

1. Реклама была "дутой", то есть ее нельзя было воспринимать стопроцентно всерьез. Например, как современные зубные пасты, обещающие обелить ваши зубы белее белого. Подобные заявления не должны влечь за собой никаких юридических последствий, и публика это прекрасно понимает, утверждал производитель. (В данном случае его ошибкой было то, что компания отложила тысячу фунтов, демонстрируя как раз свою серьезность).

2. Нет никакой возможности убедиться в том, что миссис Карлилл дословно следовала инструкциям. (Серьезный аргумент, если бы только суд не отказал в апелляции с самого начала).

3. Ни в коем случае нельзя считать, что предложение от имени компании делалось целому миру.

И здесь суд тоже не согласился: он сказал, что если предложение звучало ясно и было направлено на некую группу, то любой, кто соответствует критериям этой группы должен считаться объектом данного предложения. И те, на кого предложение направлено, вовсе не обязаны объявлять во всеуслышание, что они предложение принимают.

Один из судей, лорд Боуэн, так высказался по этому поводу: "Если я объявляю миру, что потерял свою собаку и что любой, кто приведет ее в определенное место, получит некую сумму денег, значит ли это, что все полицейские или другие люди, в обязанности которых входят поиски потерянных собак, должны сесть и написать мне письмо о том, что принимают мое предложение?"

Компания также настаивала на том, что между нею и миссис Карлилл не совершалось формальных сделок, и никакие ценности не переходили из рук в руки, а это и есть необходимые условия заключения контракта. Суд, однако, решил, что любое использование карболового шара наверняка работает на увеличение продаж и, следовательно, представляет собой определенную ценность для компании. Таким образом, то обстоятельство, что миссис Карлилл пользовалась карболовым шаром, может считаться формальной сделкой.

Бесплатные полеты

В общем, миссис Карлилл выиграла апелляционные слушания и очень способствовала определению отношений между компаниями, их продуктами и потребителями.
Пляж

Потребителям Hoover очень хотелось в солнечные отпуска

Однако четкие, имеющие силу реального закона права потребителей были сформулированы в Великобритании только после скандала 1961 года, связанного с применением талидомида, транквилизатора с мощными побочными эффектами. Именно этот скандал привел к появлению в 1968 году сразу двух важных законов - о медикаментах и о торговых описаниях.

И все же дело о карболовом шаре не раз помогал простым обывателям воевать с бизнес-гигантами.

В 1992 году производитель пылесосов Hoover (настолько крупный, что в Англии название этой фирмы давно стало нарицательным и синонимичным собственно пылесосу) оказался в затруднительном положении, когда предложил бесплатные авиаперелеты - сначала в континентальную Европу, а потом и в Соединенные Штаты - каждому, кто купит товаров этой фирмы более чем на 100 фунтов стерлингов.

Откликнулись тысячи, и Hoover оказался не в состоянии сдержать слово. Потребители обвинили компанию в нарушении обещания и потащили ее в суд. То есть не в суд, а в суды: тяжбы велись в стране всюду.

В результате Hoover потерял почти 50 млн фунтов. Это была одна из самых страшных маркетинговых катастроф всех времен и народов.

Ну а что же с миссис Карлилл, которая так помогла соотечественникам - и не только? Она умерла 10 марта 1942 года в возрасте 96 лет. Скорее всего, кончине способствовал ее более чем почтенный возраст.

Но в свидетельстве о смерти значилась единственная причина: грипп.

Коробейник

Коробейник пришёл в деревню на рассвете.
Дети, что толпились у колодца, заметили его первыми. Замерли на миг, раскрыв рты, и стайкой воробушков брызнули в разные стороны, сообщить родителям новость: коробейник пришёл!

Тут и там захлопали двери, люди, побросав свои дела, выходили за ворота, переглядывались, переговаривались вполголоса. Коробейник молча ждал, не снимая с плеч деревянного короба с толстыми стенками, окованного железными полосами – даже на вид невозможно тяжёлого.

Наконец, вперёд вышел староста и с достоинством поклонился гостю:
– Надолго ли к нам?
– Завтра утром уйду, – сказал коробейник.
Толпа загудела сильнее: всего один день, времени на всех может не хватить.
– Жаль что так мало, – выразил общее мнение староста, но упрашивать остаться подольше не стал: с коробейниками, как известно, не спорят.

Коробейник тем временем медленно обходил толпу, внимательно рассматривая деревенских, одного за другим.
Наконец, остановился напротив Марии, что вдовела второй год, оставшись одна с тремя детьми. Ещё раз пристально оглядел её, кивнул сам себе и спросил:
– Примешь на постой, хозяйка?
Прочие бабы завздыхали: повезло!

Дом у Марии был просторный, муж-покойник строил с размахом. Гостю отвели отдельную комнату, в которой он долго возился, придирчиво выбирая место для своего короба.
Потом кликнул младшую Мариину дочку, и велел сказать всем: к полудню он будет готов начать торговлю.

Первым к нему пришёл Устин, деревенский кузнец. С собою он привёл старшего сына, что полгода назад уронил на ногу тяжёлые клещи, и с тех пор охромел.
– Вот, – сказал Устин, кивая на ребёнка.
– Деньги или мена? – спросил, осматривая мальчика, коробейник.
– Деньги, – твёрдо ответил кузнец.
– Две серебряных, – сказал коробейник.

Кузнец только крякнул: деньги были немалые. Однако ж менять решения не стал, вынул кошель, и достал из него одну серебряную и большую горсть медных монет.

Коробейник пересчитал монеты, кивнул, откинул крышку короба, и высыпал деньги вовнутрь. Глухо зазвенело: судя по звуку, короб был уже больше чем наполовину полон.

Коробейник нагнулся, огладил ногу ребёнка, и вдруг словно ухватил рукой что-то невидимое, маленькое. Кузнецов сын вскрикнул, и тут же замолк, во все глаза глядя на коробейника. В его пальцах трепыхалась крохотная тварюшка, похожая на кусачее насекомое, перебирала лапками, попискивала даже, кажется.

– Готово, – сказал коробейник, сжимая кулак.
Кузнец взял сына за руку, потянул с лавки. Тот встал, сделал на пробу несколько шагов, и расплылся в счастливой улыбке. Хромота пропала, будто её и не было.

– Следующий, – проговорил коробейник, кивая на дверь.

Следующим был Фрол, что простудился зимою, заснувши случайно в снегу.
– Кашель замучил, – пожаловался он.
– Деньги или мена? – поинтересовался коробейник.
– Мена, – сказал Фрол.

Коробейник, прищурившись, осмотрел его, покачал головой.
– Три месяца ни в чём удачи не будет, согласен?
Фрол вздохнул. Дыхание было сухим, в груди хрипело.
– Совсем не будет? – переспросил он.
– Совсем, – кивнул коробейник. – Что ни начнёшь, всё из рук будет валиться, и всё наперекосяк.
– А если ничего не делать, лежать там, или сиднем сидеть?
– Ничего и не будет.
– Идёт, – согласился Фрол, просветлев.

Коробейник засучил рукава, и приложил руку к Фроловой груди. На ладонь ему скакнуло существо вроде лягушки, но, как успел заметить Фрол, с вытянутой зубастой мордочкой. Зубастая лягушка зашипела, изогнувшись, и коробейник шустро сжал кулак.
А, когда разжал, на ладони ничего не было.
– А теперь плата, – сказал коробейник, и щёлкнул пальцами рядом с Фроловым ухом.
Тот дёрнулся, но поздно: в руке коробейника билась пёстрокрылая бабочка.
Нет, уже не билась, пропала.
– Следующий!

Староста посетовал на дочку, которая невестилась второй год и грозилась засидеться в девках. Недрогнувшей рукой отсчитал семь серебряных за женское счастье, и ушёл, унося в узелке крохотную разноцветную птичку, которую надо было отдать в руки дочери – и ждать сватов не позднее осени.

Матрёна, которую ребятня дразнила толстухой, пожелала похудеть, и за это с лёгким сердцем отдала здоровый аппетит, и в придачу к нему сладкий утренний сон на полгода вперёд. Она так и не поняла, который из двух глазастых пушистых шариков, что коробейник достал из её лба, был сном, а который – аппетитом.

– Удачу, – сказал парень по имени Весь, с шальными глазами. – Она мне скоро ой как понадобится.
– Для чего? – спросил коробейник.
Весь не ответил, только ухмыльнулся.
– Деньги или мена?
– Мена, – сказал Весь.
Коробейник подумал.
– Здоровье? – предложил он. – Сила?
Весь качнул головой.
– И здоровье, и сила самому нужны.
– Мужская сила, – выбрал коробейник. – На год.
– Нет уж, – посмурнел Весь.
– Тогда деньгами, один золотой. Удача дорогого стоит.

Весь подумал, глядя на коробейника. Тряхнул головой, и согласился:
– А-а, где наша не пропадала. Пусть будет год.

Уходя, он всё прикасался к плечу, куда впорхнула огненная бабочка-удача, и улыбался.
О том, как выглядела мужская сила, и откуда коробейник её вытащил, Весь постарался как можно скорее позабыть.

–… Следующий!
Звенели, падая в короб, монеты.

Только поздно ночью ушли последние покупатели, Матвей с женой, страстно мечтавшие заиметь ребёнка. Мешала им в этом какая-то зловредная хворь, угнездившаяся в жене, за избавление от которой коробейник выторговал у Матвея половину его терпения. Терпения у Матвея было столько, что хватило бы и на четверых, так что они с женой остались сделкой очень довольны.

– Поутру я ухожу, хозяюшка, – сказал коробейник Марии. – Чем с тобой за постой расплатиться?
Та залилась краской, и покачала головой.
– Говори, – подбодрил её гость. – Удачи, счастья, радости в дом? Послушания детям, денег в хозяйство?
– Расскажи мне, – попросила Мария, – о коробейниках. Кто вы такие?
– Любопытство, – понимающе кивнул гость. – Женское любопытство. Хочешь, я его у тебя заберу?
– Лучше просто расскажи, – ответила Мария.
Коробейник усмехнулся, и стал рассказывать.

...Говорят, что в давние времена все люди жили счастливо, потому что не знали бед, болезней, и горестей. А не знали они их потому, что все беды были сложены в особый ларец, и крепко заперты в нём. Ларец этот хранился в тайном месте, под присмотром надёжного человека. И всё было хорошо, пока однажды жена того человека (подученная злыми советчиками) из пустого любопытства не открыла ларца. Все беды и болезни мигом разлетелись по всему свету, и принялись вредить и пакостить людям.

Бывший хранитель ларца, который не уследил за тем, что ему было доверено, никак не желал смириться с утратой. Он дни и ночи просиживал в комнате, где стоял опустевший ларец с откинутой крышкой, и упрашивал всех богов, которых мог вспомнить, подсказать ему, как исправить содеянное его глупой женой.
Что случилось потом, никто точно не знает: то ли кто-то из богов откликнулся на его молитву, то ли своим умом дошёл – но однажды утром хранитель встал, обвязал ларец верёвками, надел его на спину, и отправился в путь.
Собирая по дороге все встреченные болезни и несчастья.

Конечно, ему не удалось сложить все горести обратно в ларец: выпущенные на волю, слишком уж скоро они размножились, и одному человеку никак не под силу стало их все собрать. Всё равно, что ложкой море вычерпывать.
Зато ему, бывшему хранителю, а ныне – первому коробейнику, удалось передать обретённое умение кое-кому из тех, кто захотел этому научиться.
Кто захотел ходить из города в город, из деревни в деревню, с тяжёлыми коробами на спинах, и избавлять людей от прицепившихся к ним бед…


Ещё не рассвело, когда коробейник ушёл из деревни. Короб за его плечами слегка позвякивал. Выйдя за околицу, коробейник остановился на миг, поправить кожаную упряжь, удерживавшую ящик на спине…
И упал, не вскрикнув. Удар по голове был нанесён от души, а бивший стоял так, что короб загораживал его от коробейника.

– Оттаскивай его, – скомандовал Весь. – Разрезайте постромки, снимайте короб!
Двое других парней принялись споро выполнять его указания.
– Тяжко-то как, Весь, – сказал один, с кряхтением поднимая тяжелый деревянный ящик. – Помог бы?
– Трудись, трудись! – проговорил Весь холодно. – Я, для того, чтобы этот короб добыть, такую цену заплатил, что до сих пор тошно.
Коробейник был жив. Весь, подумав, решил его пока не убивать: была у него робкая надежда, что коробейник может вернуть ему отданную мужскую силу. Хотя было и сильно боязно связываться с ним, год ходить монахом казалось страшнее.

Сбили замок, откинули крышку.
– Ай, вот это да! – не сдержавшись, присвистнул Весь.
Короб, обитый изнутри мягким бархатом яркого, чистого огненно-оранжевого цвета, был почти доверху полон. Меж серебром и медью тускло просверкивали золотые монеты. Весь запустил руки в деньги, с наслаждением перетряхнул содержимое ящика.
Вот это была удача так удача. Старый дурень, сам помог Весю себя ограбить!

– А тут что? – спросил до сих пор молчавший второй парень, указывая на дно короба, где торчала неприметная ручка.
Весь, недолго думая, потянул за неё.
Щёлкнув, открылось второе отделение короба. Оно тоже было обшито бархатом, только чёрным, угольно-чёрным. От этого отделение казалось много глубже, чем было на самом деле.
Весь даже не успел запустить вовнутрь руку – из глубины короба на траву посыпались лягушки, крыски, жуки, пауки и вовсе ни на что не похожие твари.
И шустро засеменили-запрыгали-поползли к троим людям, заворожено смотрящим на них.
Возможно, несколько самых громких криков успели донестись до деревни.
К счастью, они были очень недолгими.

Примерно через час, коробейник очнулся. Жутко болела голова. Ещё час ушёл у него на то, чтобы, извиваясь, освободиться от верёвок, стягивающих локти и колени. Закончив с этим, коробейник со стоном поднёс руку к голове, и с наслаждением выдернул оттуда боль – существо, похожее на небольшую рыбку с шипастой чешуёй. Отбросил её в короб, куда к тому времени вернулись остальные тварюшки – те, что остались целы после растерзания грабителей.

Пожалуй, больше всего в своей работе он не любил именно эти моменты. Но что ему оставалось делать?
Удачу, счастье и полезные свойства, которые он брал с людей в качестве платы, коробейник вскорости перепродавал. А болячки, беды и несчастья – оставались невостребованными. Нет, кое-кто покупал их – для врагов. Но мало, слишком мало. Груз несчастий оседал в коробе, копился, давил на плечи. Наилучшим выходом было время от времени позволить на себя напасть, и спустить свору бедствий на нападающих. В конце концов, они сами виноваты, не так ли?

Коробейник взвалил на плечи полегчавший короб и отправился дальше.

Юлия Ткачёва

Андерсен Ганс Христиан
Новое платье короля
Много лет назад жил-был король, который страсть как любил наряды и обновки и все свои деньги на них тратил. И к солдатам своим выходил, и в театр выезжал либо в лес на прогулку не иначе как затем, чтобы только в новом наряде щегольнуть. На каждый час дня был у него особый камзол, и как про королей говорят: "Король в совете", так про него всегда говорили: "Король в гардеробной".
Город, в котором жил король, был большой и бойкий, что ни день приезжали чужестранные гости, и как-то раз заехали двое обманщиков. Они сказались ткачами и заявили, что могут выткать замечательную ткань, лучше которой и помыслить нельзя. И расцветкой-то она необыкновенно хороша, и узором, да и к тому же платье, сшитое из этой ткани, обладает чудесным свойством становиться невидимым для всякого человека, который не на своем месте сидит или непроходимо глуп.
"Вот было бы замечательное платье! - подумал король. - Надел такое платье - и сразу видать, кто в твоем королевстве не на своем месте сидит. А еще я смогу отличать умных от глупых! Да, пусть мне поскорее соткут такую ткань!"
И он дал обманщикам много денег, чтобы они немедля приступили к работе.
Обманщики поставили два ткацких станка и ну показывать, будто работают, а у самих на станках ровнехонько ничего нет. Не церемонясь потребовали они тончайшего шелку и чистейшего золота, прикарманили все и продолжали работать на пустых станках до поздней ночи.
"Хорошо бы посмотреть, как подвигается дело!" - подумал король, но таково-то смутно стало у него на душе, когда он вспомнил, что глупец или тот, кто не годится для своего места, не увидит ткани. И хотя верил он, что за себя-то ему нечего бояться, все же рассудил, что лучше послать на разведки кого-нибудь еще.
Ведь весь город уже знал, каким чудесным свойством обладает ткань, и каждому не терпелось убедиться, какой никудышный или глупый его сосед.
"Пошлю к ткачам своего честного старого министра! - решил король. - Уж кому-кому, как не ему рассмотреть ткань, ведь он умен и как никто лучше подходит к своему месту!"
И вот пошел бравый старый министр в зал, где два обманщика на пустых станках работали.
"Господи помилуй! - подумал старый министр, да так и глаза растаращил. - Ведь я ничего-таки не вижу!"
Но вслух он этого не сказал.
А обманщики приглашают его подойти поближе, спрашивают, веселы ли краски, хороши ли узоры, и при этом все указывают на пустые станки, а бедняга министр как ни таращил глаза, все равно ничего не увидел, потому что и видеть-то было нечего.
"Господи боже! - думал он. - Неужто я глупец? Вот уж никогда не думал! Только чтоб никто не узнал! Неужто я не гожусь для своего места? Нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!"
- Что ж вы ничего не скажете? - спросил один из ткачей.
- О, это очень мило! Совершенно очаровательно! - сказал старый министр, глядя сквозь очки. - Какой узор, какие краски! Да, да, я доложу королю, что мне чрезвычайно нравится!
- Ну что ж, мы рады! - сказали обманщики и ну называть краски, объяснять редкостные узоры. Старый министр слушал и запоминал, чтобы в точности все доложить королю.
Так он и сделал.
А обманщики потребовали еще денег, шелку и золота: дескать, все это нужно им для тканья. Но все это они опять прикарманили, на ткань не пошло ни нитки, а сами по-прежнему продолжали ткать на пустых станках.
Скоро послал король другого честного чиновника посмотреть, как идет дело, скоро ли будет готова ткань. И с этим сталось то же, что и с министром, он все смотрел, смотрел, но так ничего и не высмотрел, потому что, кроме пустых станков, ничего и не было.
- Ну как? Правда, хороша ткань? - спрашивают обманщики и ну объяснять-показывать великолепный узор, которого и в помине не было.
"Я не глуп! - подумал чиновник. - Так, стало быть, не подхожу к доброму месту, на котором сижу? Странно! Во всяком случае, нельзя и виду подавать!"
И он стал расхваливать ткань, которой не видел, и выразил свое восхищение прекрасной расцветкой и замечательным узором.
- О да, это совершенно очаровательно! - доложил он королю.
И вот уж весь город заговорил о том, какую великолепную ткань соткали ткачи.
А тут и сам король надумал посмотреть на нее, пока она еще не снята со станка.
С целой толпой избранных придворных, среди них и оба честных старых чиновника, которые уже побывали там, вошел он к двум хитрым обманщикам. Они ткали изо всех сил, хотя на станках не было ни нитки.
- Великолепно! Не правда ли? - сказали оба бравых чиновника. - Соизволите видеть, ваше величество, какой узор, какие краски!
И они указали на пустой станок, так как думали, что другие-то уж непременно увидят ткань.
"Что такое? - подумал король. - Я ничего не вижу! Это ужасно. Неужто я глуп? Или не гожусь в короли? Хуже не придумаешь! "
- О, это очень красиво! - сказал король. - Даю свое высочайшее одобрение!
Ой довольно кивал и рассматривал пустые станки, не желая признаться, что ничего не видит. И вся его свита глядела, глядела и тоже видела не больше всех прочих, но говорила вслед за королем: "О, это очень красиво!" - и советовала ему сшить из новой великолепной ткани наряд к предстоящему торжественному шествию. "Это великолепно! Чудесно! Превосходно!"
- только и слышалось со всех сторон. Все были в совершенном восторге. Король пожаловал каждому из обманщиков рыцарский крест в петлицу и удостоил их звания придворных ткачей.
Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за шитьем и сожгли больше шестнадцати свечей. Всем видно было, что они очень торопятся управиться в срок с новым нарядом короля. Они делали вид, будто снимают ткань со станков, они резали воздух большими ножницами, они шили иглой без нитки и наконец сказали:
- Ну вот, наряд и готов!
Король вошел к ним со своими самыми знатными придворными, и обманщики, высоко поднимая руку, как будто держали в ней что-то, говорили:
- Вот панталоны! Вот камзол! Вот мантия! - И так далее. - Все легкое, как паутинка! Впору подумать, будто на теле и нет ничего, но в этом-то и вся хитрость!
- Да, да! - говорили придворные, хотя они ровно ничего не видели, потому что и видеть-то было нечего.
- А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите снять ваше платье! - сказали обманщики. - Мы оденем вас в новое, вот тут, перед большим зеркалом!
Король разделся, и обманщики сделали вид, будто надевают на него одну часть новой одежды за другой. Они обхватили его за талию и сделали вид, будто прикрепляют чтото - это был шлейф, и король закрутился-завертелся перед зеркалом.
- Ах, как идет! Ах, как дивно сидит! - в голос говорили придворные. - Какой узор, какие краски! Слов нет, роскошное платье!
- Балдахин ждет, ваше величество! - доложил оберцеремониймейстер. - Его понесут над вами в процессии.
- Я готов, - сказал король. - Хорошо ли сидит платье?
И он еще раз повернулся перед зеркалом, ведь надо было показать, что он внимательно рассматривает наряд.
Камергеры, которым полагалось нести шлейф, пошарили руками по полу и притворились, будто приподнимают шлейф, а затем пошли с вытянутыми руками - они не смели и виду подать, что нести-то нечего.
Так и пошел король во главе процессии под роскошным балдахином, и все люди на улице и в окнах говорили:
- Ах, новый наряд короля бесподобен! А шлейф-то какой красивый! А камзол-то как чудно сидит!
Ни один человек не хотел признаться, что он ничего не видит, ведь это означало бы, что он либо глуп, либо не на своем месте сидит. Ни одно платье короля не вызывало еще такого восторга.
- Да ведь он голый! - сказал вдруг какой-то ребенок.
- Господи боже, послушайте-ка, что говорит невинный младенец! - сказал его отец.
И все стали шепотом передавать друг другу слова ребенка.
- Он голый! Вот ребенок говорит, что он голый!
- Он голый! - закричал наконец весь народ.
И королю стало не по себе: ему казалось, что люди правы, но он думал про себя: "Надо же выдержать процессию до конца".
И он выступал еще величавее, а камергеры шли за ним, неся шлейф, которого не было.

Андерсен Ганс Христиан
Свинья - копилка
Сколько игрушек было в детской! А высоко на шкафу стояла глиняная копилка в виде свиньи. В спине у нее, конечно, была щель, только ее еще расширили ножом, чтобы проходили монеты и покрупнее, и две такие монеты в копилке уже лежали, не считая множества мелких. Копилка была набита битком, так что уж и не брякала даже, а о большем ни одной свинье с деньгами не о чем и мечтать. Стояла она на шкафу и смотрела на все в комнате сверху вниз - она ведь могла купить все это, а такая мысль хоть кому придаст уверенности в себе.
Все окружающие помнили об этом, хотя и не высказывались вслух - у них и без того было о чем поговорить. Ящик комода был полуоткрыт, и оттуда высовывалась большая кукла, уже не первой молодости и с подклеенной шеей. Поглядев по сторонам, она сказала:
- Давайте играть в людей - это всегда интересно!
Поднялась возня, зашевелились даже картины на стенах, показывая, что и у них есть оборотная сторона, и против этого нечего возразить.
Была полночь. В окна светил месяц, предлагая всем даровое освещение. Участвовать в игре были приглашены все, даже детская коляска, хотя она и принадлежала к громоздкому, низшему разряду игрушек.
- Всяк хорош по-своему! - говорила она. - Не всем же быть благородными, надо кому-нибудь и дело делать, как говорится!
Письменное приглашение получила только одна свиньякопилка - она стояла так высоко, что устное могла и не услышать, рассудили игрушки. Ну, а она даже не ответила, придет или нет, - и не пришла. Уж если желают ее общества, то пусть сделают так, чтобы она видела все со своего места. Так и сделали.
Кукольный театр поставили прямо перед ней, вся сцена была как на ладони. Начать хотели комедией, а потом предполагалось общее чаепитие и обмен мнениями. Начали с конца. Лошадь-качалка заговорила о тренировках и чистоте породы, детская коляска - о железных дорогах и силе пара. Все это было по их части, так кому же и говорить об этом, как не им? Комнатные часы толковали о политике: "Тики-тики!" Про них говорили, что они знают, когда надо "ловить момент", да вот только всегда запаздывают. Бамбуковая тросточка гордилась своим железным башмачком и серебряным колпачком - она была обита и сверху и снизу. На диване лежали две вышитые подушки, очень миленькие и очень глупенькие. И вот началось представление.
Все сидели и смотрели. Зрителей просили щелкать, хлопать и греметь в знак одобрения. Но кнут заявил, что не щелкает старухам, а только непросватанным барышням.
- А я так хлопаю всем! - сказал пистон.
- Где-нибудь да надо стоять! - сказала плевательница.
У каждого были свои мысли, которые он и высказывал во время представления. Комедия не стоила ломаного гроша, но сыграна была превосходно. Исполнители показывались публике только раскрашенной стороной; смотреть с оборотной на них не полагалось. Все играли замечательно и даже вываливались за рампу - нитки были слишком длинны, - зато так каждый был виднее. Склеенная кукла до того расчувствовалась, что расклеилась совсем, а свинья-копилка ощутила в брюхе такое благодушие, что решила сделать что-нибудь для одного из актеров - например, упомянуть его в своем завещании кик достойного быть погребенным вместе с нею, когда придет время.
Все пришли в такой восторг, что даже отказались от чая и перешли прямо к обмену мнениями - это и называлось играть в людей, причем тут не было никакого злого умысла, а всего лишь игра... Каждый думал лишь о себе да о том, что думает свинья с деньгами. А свинья с деньгами думала больше всех, думала о своем завещании и похоронах. "Когда придет час..."
- а он всегда приходит скорее, чем ожидают. Бац! Свинья свалилась со шкафа на пол и разлетелась вдребезги. А монеты так и запрыгали, так и заплясали. Маленькие вертелись волчком, крупные катились солидно.
Особенно долго катилась одна - ей очень хотелось погулять по белу свету. Так оно и сталось - и она отправилась гулять по свету, и остальные тоже. А черепки от свиньи отправились в мусорный ящик. Только на шкафу уже на другой день красовалась новая свинья-копилка. В желудке у нее было еще пусто, и она не брякала - в этом она была схожа со старой. Для начала довольно и этого, а мы на этом кончим.

Творческим пинком послужил братский тёзка Ваня.
В отличие от прошлого раза, не напрягаю почтенную публику обилием идиша.


- Докушала, мамочка? Ну, на здоровьичко! А теперь пижамку и спать, - старая Бася с невыразимым умилением смотрела на внучку.
- Баааа? - шестилетняя Риточка проглотила остатки зефира, допила чай и выбралась из-за стола, - Скааазку!
- Хорошо, моя птичка, - кивнула Бася, - Беги живенько ложись в постель, бабушка сейчас же придёт и расскажет тебе сказку.
- Может, бабушка таки сначала покормит дедушку? - робко поинтересовался старый Моня.
- Нет, ты видишь, какой ты шлимазл? - всплеснула руками Бася, - Даже проголодаться умудряешься именно тогда, когда ребенок просит сказку. Ты шо - не мог проголодаться раньше?
- Я таки мог, - пожал плечами Моня, - Но результат был бы таким же. Ты гуляла с Риточкой, потом купала Риточку, потом кормила Риточку, теперь идёшь говорить Риточке сказку.
- А шо я должна была делать? - тут же завелась Бася, - Запереть грязного и голодного ребенка в паршивой кладовке и бежать жарить тебе паршивую яичницу? Так ты потерпишь еще маленькую капельку и получишь свой ужин!
- Ша, Бася, ша! - Моня примирительно вжал голову в плечи, - Риточка же услышит! Шо я потом скажу ее родителям за нашу некошерную лексику?
- Ну так и замолчи свой рот пять минут, - перешла на шепот Бася.
- Золотко, я уже однажды купился на "пять минут" твоей покойной мамы, шоб ей не знать бессонницы там, где она спит вечным сном...
- Говорю же, шо ты шлимазл! - успела вставить Бася
-... и получил тебя на всю жизнь, дай тебе бог бессмертия, шобы на том свете я утешался выражением лица твоих новых мужей, - продолжил Моня, - Но не надо приближать счастливый момент второго замужества, заставляя меня голодать, тебе ж кусок в горло не полезет за свадебным столом.
- Если ты такой голодный, шо твое брюхо тебе дороже счастья собственной внучки, - решительно сообщила Бася, - то иди и говори ей сказку сам, а я буду жарить эту твою яичницу.
- Я? - испугался Моня, - А шо я знаю за сказки для шестилетних девочек? Нет, я могу, конечно, рассказать ей, как ты обещала меня кормить, пока мы ехали в ЗАГС, но зачем мне учить невинного ребёнка коварству брачной аферистки?
- Господи, Моня, - Бася едва не выронила яйца, которые перед этим достала из холодильника, - Выйти за тебя было таким же удачным гешефтом, как изобретать соевое сало! Вернись уже за сказку, а то у меня таки есть шо сказать ребенку за ее гены прямо им в лицо!
Моня обречённо прошествовал в спальню и сел на край тахты.
- Радость моя, так за шо дедушка скажет тебе сказку? За эту хитрую девочку в стеклянных тапочках или за того ленивого мальчика с длинным шнобелем?
- Не хочу про Золушку, не хочу про Буратино, - отрезала Риточка, - Хочу фэнтэзи. Про Чёрного Властелина хочу, деда!
- Боже мой, Бася, она хочет, шобы я нафэнтазировал.
- Нашла кого просить! - хмыкнула Бася, - Я за сорок восемь лет не видела от этого старпера даже намёка на фэнтазию.
- Шо ты такое говоришь, женщина?! - возмутился Моня, - Риточке еще слишком рано для фэнтазий, а мне уже слишком поздно! Шо я скажу ее родителям за нашу моральную распущенность? И шо такое этот чёрный властелин?
- А шварце пурыц, Моня, - моментально нашлась Бася, - Может, это как Америка?
- А? Шо за поц? - не расслышал Моня, - Шо он может какой мерять? Зачем я буду говорить ребенку за феркактого поца?
- Боже мой, ты еще и глухой, - вздохнула Бася из кухни, - Моня, шварце пурыц - это самый главный негр в мире. Говори уже деточке за главного негра и иди есть свою яичницу.
- Бася, золото, пока я тут буду фэнтазировать малышку, моя яичница совсем остынет!
- Таки не переживай, я её грею своим телом. Говори уже сказку и говори быстрее, а то из твоей яичницы вылупится цыплёнок табака.

Моня подтянул одеяло, укутывая внучку, пожевал губами и начал рассказывать:
- Одна женщина плохо училась и поэтому родила негра. И назвала его.. Властелином. Потому шо не называть же негра Иваном или, не дай бог, Абрамом. А когда мальчик подрос, то стал делать сплошную шкоду, потому шо дружил с хулиганами.
- С орками он дружил, - поправила полусонная Риточка.
- Да уж конечно не с Кацами, - согласился Моня, - Так вот, он только и знал, шо делать пакости и говорить всем гадости. Боже ж мой.. так выходит, шо твоя тётя Циля тоже Чёрный Властелин?
- Моня, как ты думаешь, омлэт не станет нежнее, если его выложить на твою лысину? - негромко спросила Бася, - А сверху таки накрыть сковородкой, шобы не стыло?
- А шо я сказал? - буркнул Моня через плечо, - Я вообще молчу. Так вот этот мальчик, рыбонька моя, вытворял чёрт знает шо такое..
- Деда, он творил Вселенское Зло, - снова поправила старика Риточка.
- Ой-вэй, так в этом всё дело? - обрадовался Моня, - Так тут и придумывать ничего не надо, я уже знаю, за какие дела придумали этих сказок. Тоже мне, майсы-фэнтазии! Значит так, однажды Властелин сидел дома и вдруг в дверь позвонили. Тогда он пошёл открывать дверь, хотя сам себе подумал, шо таки не стоит этого делать. А там стояли два шейгица в чёрных масках, с белым конвертом.
- Это были назгулы.. - пробормотала малышка,
- Ну пускай назгулы, - кивнул Моня, - И они сразу спросили - "Это вы Властелин?" Так Властелин им утвердительно ответил - "А шо?" Так эти твои назгулы дали ему конверт и сказали читать. "Это мне?" - спросил Властелин. "Нет, это Рабиновичу!" - ответили ему назгулы. "Так Рабинович тут не живёт! Жаль, шо вам так некогда зайти!" - обрадовался Властелин и уже хотел закрыть дверь, но один назгул сказал - "Ой, мы таки хочим войти!", а второй сказал - "Очень жаль за Рабиновича, потому шо тогда это вам." Властелин взял конверт, открыл его, вытащил письмо и спросил - "А про шо тут написано, вы случайно не знаете?" "Ой-вэй, а шо по поводу прочитать?" - спросили его шейгицы-назгулы. Так Властелин понял, шо все свои и стал читать. И шо же там было написано? А там, на минуточку, было написано - "Сим уведомляем получателя сего, что единогласным решением Темного Синода он избран Великим и Беспощадным Властелином Тьмы. Решение вступает в силу с момента прочтения этого документа получателем и произнесением им ритуального словосочетания, выражающего согласие".
- Шоб я так жила.. - донеслось из кухни.
- Вот именно! - подхватил Моня, - Тут раздался такой гром, будто нам на голову свалилась твоя тетя Циля, эти двое в масках упали на колени и сказали - "Мы таки ждем твоих приказов, Великий Чёрный Властелин! Так Властелин сказал им - "Слушайте, а шо, если я теперь прикажу таки всучить эту бумажку Рабиновичу и пускай он потом крутит вам пуговицы?" Но эти твои назгулы уже продались Черному Властелину, поэтому стали тут же донимать его всякими Мировыми Проблемами. Они начали говорить ему за Вселенское Зло. Они стали ныть, шо Протоколы не подписаны, а мудрецы ударились в Большой Спорт. И шо Всемирный Заговор трещит по швам, потому шо ж никто им не управляет. И шо Запасы Крови не обновлялись уже триста лет. И вообще, в Кране полным-полно Воды, шо переходит уже Всякие Границы!
- Моня, ты с ума сошёл! - Бася выросла в дверном проёме и погрозила мужу сковородкой, - Шо за глупости ты говоришь бедной девочке?
- А как я объясню ребенку, за шо Властелина все так сильно не любили? - развёл руками Моня, - Только за то, шо он был негр? Шо я потом скажу ее родителям за нашу расовую непримиримость?!
- Скажи уже малышке за Победу Добра и иди кушать яичницу, - прошипела Бася, - Шоб я скисла, если я еще раз пущу тебя говорить девочке сказки, потому шо от твоих сказок хочется стать тараканом и броситься под тапочек!

Моня вздохнул и послушно приступил к кульминации.
- Так пока они так строили свои Чёрные Планы и совсем забыли смотреть по сторонам, в дверь опять позвонили. Ну, Властелин сказал назгулам - "Постойте меня тут немного", а сам пошёл и открыл дверь, хотя обратно подумал себе, шо второй раз уж точно не стоит этого делать. А там были милиционэры, которые пришли положить конец Вселенскому Злу, потому шо соседи таки уже открыто возмущались гвалтом.
- Леголас и Гимли пришли, да, деда? - прошептала Риточка сквозь сон, - Эльф и гном.
- Братья-милиционэры, птичка моя? Хм.. Бася? - Моня встал и выглянул из спальни, - Ты когда-нибудь слышала за милиционэров с фамилией Эльфигном? Лично я не встречал ничего сказочнее инспектора Пилипчука. Хотя ну вот был же сантехник Баринбойм..
Бася застонала и демонстративно повернулась к мужу спиной. Моня пожал плечами, вернулся на край тахты и продолжил:
- Значит, эти твои братья Эльфигном не стали даже разбираться с бандитами, а тут же всех арестовали. Так Добро таки победило Зло, потому шо Добро всегда побеждает Зло, кроме случаев замужества твоей бабушки Баси, второй из которых я уже не увижу, но ты увидишь и поймёшь, шо дедушка Моня таки был немножечко прав. А теперь спи, моя радость. Или ты уже спишь? Она уже спит. Правильно, или самое главное она не услышала! Пакости какого-то негра ей интереснее мучений собственного дедушки. Ну пускай тебе снится твой любимый зэфир, моя птичка. Пока дедушка жив, у тебя всегда будет зэфир и кому послушать за несправедливость этого мира.

Тихонько шаркая, старый Моня вышел из спальни, прошёл в кухню и сел за стол.
- Бася, сэрдце? Или я уже могу наконец скушать этот твой яйцовый студень? Потому шо дикий зверь во мне уже совсем завидует ожирэнию того заморыша суслика, которого мы вчера видели в телевизор.
Бася поставила перед мужем тарелки с яичницей и салатом, намазала маслом ломоть хлеба, придвинула чашку с дымящимся чаем.
- Кушай, пока не остыло, - хмыкнула она, - Ты ж мой мишпуха Гримм в куче Маршака! Когда я слушаю, как ты фэнтазируешь нашу рыбоньку, я таки понимаю, шо именно такого, необходимого слабой женщине в сильном возрасте, я в тебе нашла.
- Каменую штену? - спросил Моня с набитым ртом.
- Шнотворное! - ответила Бася и выплыла из кухни с видом победителя.


kurtuazij

А.П.Чехов

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
(КАЛХАС)

ДРАМАТИЧЕСКИЙ ЭТЮД В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В а с и л и й В а с и л ь и ч С в е т л о в и д о в, комик, старик
68-ми лет.
Н и к и т а И в а н ы ч, суфлер, старик.

Действие происходит на сцене провинциального театра, ночью,
после спектакля.

Пустая сцена провинциального театра средней руки. Направо ряд
некрашеных, грубо сколоченных дверей, ведущих в уборные; левый план и
глубина сцены завалены хламом. Посреди сцены опрокинутый табурет. - Ночь.
Темно.


I

С в е т л о в и д о в в костюме Калхаса, со свечой в руке,
выходит из уборной и хохочет.

С в е т л о в и д о в. Вот так фунт! Вот так штука. В уборной уснул!
Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я преспокойнейшим
манером храповицкого задаю. Ах, старый хрен, старый хрен! Старая ты
собака! Так, значит, налимонился, что сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка.
(Кричит.) Егорка! Егорка, черт! Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло,
сто чертей и одна ведьма! Егорка! (Поднимает табурет, садится на него и
ставит свечу на пол.) Ничего не слышно... Только эхо и отвечает... Егорка
и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трешнице, - их теперь и с
собаками не сыщешь... Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли...
(Крутит головой.) Пьян! Уф! Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя
этого винища и пивища, боже мой! Во всем теле перегар стоит, а во рту
двунадесять языков ночуют... Противно...

Пауза.

Глупо... Напился старый дуралей и сам не знает, с какой радости... Уф,
боже мой!.. И поясницу ломит, и башка трещит, и знобит всего, а на душе
холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы
старость-то свою пощадил, Шут Иваныч...

Пауза.

Старость... Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а уж жизнь
прожита... шестьдесят восемь лет уже тю-тю, мое почтение! Не воротишь...
Всё уж выпито из бутылки и осталось чуть-чуть на донышке... Осталась одна
гуща... Так-то... Такие-то дела, Васюша... Хочешь - не хочешь, а роль
мертвеца пора уже репетировать. Смерть-матушка не за горами... (Глядит
вперед себя.) Однако служил я на сцене 45 лет, а театр вижу ночью,
кажется, только в первый раз... Да, в первый раз... А ведь курьезно, волк
его заешь... (Подходит к рампе.) Ничего не видать... Ну, суфлерскую будку
немножко видно... вот эту литерную ложу, пюпитр... а всё остальное - тьма!
Черная бездонная яма, точно могила, в которой прячется сама смерть...
Брр!.. холодно! Из залы дует, как из каминной трубы... Вот где самое
настоящее место духов вызывать! Жутко, черт подери... По спине мурашки
забегали... (Кричит.) Егорка! Петрушка! Где вы, черти? Господи, что ж это
я нечистого поминаю? Ах, боже мой, брось ты эти слова, брось ты пить, ведь
уж стар, помирать пора... В 68 лет люди к заутрене ходят, к смерти
готовятся, а ты... О, господи! Нечистые слова, пьяная рожа, этот шутовской
костюм... Просто не глядел бы! Пойду скорее одеваться... Жутко! Ведь этак
ежели всю ночь здесь просидеть, то со страху помереть можно... (Идет к
своей уборной.)

В это время из самой крайней уборной в глубине сцены
показывается Н и к и т а И в а н ы ч в белом халате.


II

С в е т л о в и д о в и Н и к и т а И в а н ы ч.

С в е т л о в и д о в (увидев Никиту Иваныча, вскрикивает от ужаса и
пятится назад). Кто ты? Зачем? Кого ты? (Топочет ногами.) Кто ты?
Н и к и т а И в а н ы ч. Это я-с!
С в е т л о в и д о в. Кто ты?
Н и к и т а И в а н ы ч (медленно приближаясь к нему). Это я-с...
Суфлер, Никита Иваныч... Василь Васильич, это я-с!..
С в е т л о в и д о в (опускается в изнеможении на табурет, тяжело
дышит и дрожит всем телом). Боже мой! Кто это? Это ты... ты, Никитушка?
За... зачем ты здесь?
Н и к и т а И в а н ы ч. Я здесь ночую в уборных-с. Только вы,
сделайте милость, не сказывайте Алексею Фомичу-с... Больше ночевать негде,
верьте богу-с...
С в е т л о в и д о в. Ты, Никитушка... Боже мой, боже мой! Вызывали
шестнадцать раз, поднесли три венка и много вещей... все в восторге были,
но ни одна душа не разбудила пьяного старика и не свезла его домой... Я
старик, Никитушка... Мне 68 лет... Болен! Томится слабый дух мой...
(Припадает к руке суфлера и плачем.) Не уходи, Никитушка... Стар, немощен,
помирать надо... Страшно, страшно!..
Н и к и т а И в а н ы ч (нежно и почтительно). Вам, Василь Васильич,
домой пора-с!
С в е т л о в и д о в. Не пойду! Нет у меня дома, - нет, нет, нет!
Н и к и т а И в а н ы ч. Господи! Уж забыли, где и живете!
С в е т л о в и д о в. Не хочу туда, не хочу! Там я один... никого у
меня нет, Никитушка, ни родных, ни старухи, ни деток... Один, как ветер в
поле... Помру, и некому будет помянуть... Страшно мне одному... Некому
меня согреть, обласкать, пьяного в постель уложить... Чей я? Кому я нужен?
Кто меня любит? Никто меня не любит, Никитушка!
Н и к и т а И в а н ы ч (сквозь слезы). Публика вас любит, Василь
Васильич!
С в е т л о в и д о в. Публика ушла, спит и забыла про своего шута!
Нет, никому я не нужен, никто меня не любит... Ни жены у меня, ни детей...
Н и к и т а И в а н ы ч. Эва, о чем горюете...
С в е т л о в и д о в. Ведь я человек, ведь я живой, у меня в жилах
кровь течет, а не вода. Я дворянин, Никитушка, хорошего рода... Пока в эту
яму не попал, на военной служил, в артиллерии... Какой я молодец был,
красавец, какой честный, смелый, горячий! Боже, куда же это все девалось?
Никитушка, а потом каким я актером был, а? (Поднявшись, опирается на руку
суфлера.) Куда всё это девалось, где оно, то время? Боже мой! Поглядел
нынче в эту яму - и всё вспомнил, всё! Яма-то эта съела у меня 45 лет
жизни, и какой жизни, Никитушка! Гляжу в яму сейчас и вижу всё до
последней черточки, как твое лицо. Восторги молодости, вера, пыл, любовь
женщин! Женщины, Никитушка!
Н и к и т а И в а н ы ч. Вам, Василь Васильич, спать пора-с.
С в е т л о в и д о в. Когда был молодым актером, когда только что
начинал в самый пыл входить, помню - полюбила одна меня за мою игру...
Изящна, стройна, как тополь, молода, невинна, чиста и пламенна, как летняя
заря! Под взглядом ее голубых глаз, при ее чудной улыбке, не могла бы
устоять никакая ночь. Морские волны разбиваются о камни, по о волны ее
кудрей разбивались утесы, льдины, снеговые глыбы! Помню, стою я перед нею,
как сейчас перед тобою... Прекрасна была в этот раз, как никогда, глядела
на меня так, что не забыть мне этого взгляда даже в могиле... Ласка,
бархат, глубина, блеск молодости! Упоенный, счастливый, падаю перед нею на
колени, Прошу счастья... (Продолжает упавшим голосом.) А она... она
говорит: оставьте сцену! Ос-тавь-те сце-ну!.. Понимаешь? Она могла любить
актера, но быть его женой - никогда! Помню, в тот день играл я... Роль
была подлая, шутовская... Я играл и чувствовал, как открываются мои
глаза... Понял я тогда, что никакого святого искусства нет, что всё бред и
обман, что я - раб, игрушка чужой праздности, шут, фигляр! Понял я тогда
публику! С тех пор не верил я ни аплодисментам, ни венкам, ни восторгам...
Да, Никитушка! Он аплодирует мне, покупает за целковый мою фотографию, но
я чужд ему, я для него - грязь, почти кокотка!.. Ради тщеславия он ищет
знакомства со мною, но не унизит себя до того, чтобы отдать мне в жены
свою сестру, дочь... Не верю я ему! (Опускается на табурет.) Не верю!
Н и к и т а И в а н ы ч. На вас лица нет, Василь Васильич! Даже меня
в страх вогнали... Пойдемте домой, будьте великодушны!
С в е т л о в и д о в. Прозрел я тогда... и дорого мне стоило это
прозрение, Никитушка! Стал я после той истории... после девицы этой...
стал я без толку шататься, жить зря, не глядя вперед... Разыгрывал шутов,
зубоскалов, паясничал, развращал умы, а ведь какой художник был, какой
талант! Зарыл я талант, опошлил и изломал свой язык, потерял образ и
подобие... Сожрала, поглотила меня эта черная яма! Не чувствовал раньше,
но сегодня... когда проснулся, поглядел назад, а за мною 68 лет. Только
сейчас увидел старость! Спета песня! (Рыдает.) Спета песня!
Н и к и т а И в а н ы ч. Василь Васильич! Батюшка мой, голубчик...
Ну, успокойтесь... Господи! (Кричит.) Петрушка! Егорка!
С в е т л о в и д о в. А ведь какой талант, какая сила! Представить
ты себе не можешь, какая дикция, сколько чувства и грации, сколько
струн... (бьет себя по груди) в этой груди! Задохнуться можно!.. Старик,
ты послушай... постой, дай перевести дух... Вот хоть из "Годунова":

Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла.
Царевич я. Довольно. Стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться!

А, плохо? (Живо.) Постой, вот из "Короля Лира"... Понимаешь, черное небо,
дождь, гром - ррр!.. молния - жжж!.. полосует все небо, а тут:

Злись, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,
Залейте башни, флюгера на башнях!
Вы, серные и быстрые огни,
Предвестники громовых тяжких стрел,
Дубов крушители, летите прямо
На голову мою седую! Гром небесный,
Всё потрясающий, разбей природу всю,
Расплюсни разом толстый шар земли
И разбросай по ветру семена,
Родящие людей неблагодарных!

(Нетерпеливо.) Скорее слова шута! (Топочет ногами.) Подавай скорее слова
шута! Некогда мне!
Н и к и т а И в а н ы ч (играя шута). "Что, куманек? Под кровлей-то
сидеть получше, я думаю, чем под дождем шататься? Право, дяденька,
помирился бы ты лучше с дочерьми. В такую ночь и умнику, и дураку - обоим
плохо!"
С в е т л о в и д о в.

Реви всем животом!
Дуй, лей, греми и жги!
Чего щадить меня? Огонь и ветер.
И гром и дождь - не дочери мои!
В жестокости я вас не укоряю:
Я царства вам не отдавал при жизни,
Детьми моими вас не называл.

Сила! Талант! Художник! Еще что-нибудь... еще что-нибудь этакое...
стариной тряхнуть... Хватим (закатывается счастливым смехом) из "Гамлета"!
Ну, я начинаю... Что бы такое? А, вот что... (Играя Гамлета.) "Ах, вот и
флейтщики! Подай мне твою флейту! (Никите Иванычу.) Мне кажется, будто вы
слишком гоняетесь за мною".
Н и к и т а И в а н ы ч. "Поверьте, принц, что всему причиной любовь
моя к вам и усердие к королю".
С в е т л о в и д о в. "Я что-то не совсем это понимаю. Сыграй мне
что-нибудь!"
Н и к и т а И в а н ы ч. "Не могу, принц".
С в е т л о в и д о в. "Сделай одолжение!"
Н и к и т а И в а н ы ч. "Право, не могу, принц!"
С в е т л о в и д о в. "Ради бога, сыграй!"
Н и к и т а И в а н ы ч. "Да я совсем не умею играть на флейте".
С в е т л о в и д о в. "А это так же легко, как лгать. Возьми флейту
так, губы приложи сюда, пальцы туда - и заиграет!"
Н и к и т а И в а н ы ч. "Я вовсе не учился".
С в е т л о в и д о в. "Теперь суди сам: за кого ты меня принимаешь?
Ты хочешь играть на душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на
этой дудке. Разве я хуже, простое, нежели эта флейта? Считай меня, чем
тебе угодно: ты можешь мучить меня, но не играть мною!" (Хохочет и
аплодирует.) Браво! Бис! Браво! Какая тут к черту старость! Никакой
старости нет, всё вздор, чепуха! Сила из всех жил бьет фонтаном, - это
молодость, свежесть, жизнь! Где талант, Никитушка, там нет старости!
Ошалел, Никитушка? Очумел? Погоди, дай и мне прийти в чувство... О,
господи, боже мой! А вот послушай, какая нежность и тонкость, какая
музыка! Тсс... Тише!

Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо, звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы...

Слышен стук отворяемых дверей.

Что это?
Н и к и т а И в а н ы ч. Это, должно быть, Петрушка и Егорка
пришли... Талант, Василь Васильич! Талант!
С в е т л о в и д о в (кричит, оборачиваясь в сторону стука). Сюда,
мои соколы! (Никите Иванычу.) Пойдем одеваться... Никакой нет старости,
всё это вздор, галиматья... (Весело хохочет.) Что же ты плачешь? Дура моя
хорошая, что ты нюни распустил? Э, не хорошо! Вот это уж и не хорошо! Ну,
ну, старик, будет так глядеть! Зачем так глядеть? Ну, ну... (Обнимает его
сквозь слезы.) Не нужно плакать... Где искусство, где талант, там нет ни
старости, ни одиночества, ни болезней, и сама смерть вполовину...
(Плачет.) Нет, Никитушка, спета уж наша песня... Какой я талант? Выжатый
лимон, сосулька, ржавый гвоздь, а ты - старая театральная крыса, суфлер...
Пойдем!

Идут.

Какой я талант? В серьезных пьесах гожусь только в свиту Фортинбраса... да
и для этого уже стар... Да... Помнишь это место из "Отелло", Никитушка?

Прости, покой, прости, мое довольство!
Простите вы, пернатые войска
И гордые сражения, в которых
Считается за доблесть честолюбье, -
Всё, всё прости! Прости, мой ржущий конь,
И звук трубы, и грохот барабана,
И флейты свист, и царственное знамя,
Все почести, вся слава, всё величье
И бурные тревоги славных войн!

Н и к и т а И в а н ы ч. Талант! Талант!
С в е т л о в и д о в. Или вот еще:

Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
Карету мне, карету!

Уходит с Н и к и т о й И в а н ы ч е м.

Занавес медленно опускается.

А.П.Чехов
О ВРЕДЕ ТАБАКА

СЦЕНА-МОНОЛОГ В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ

ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО

Иван Иванович Нюхин, муж своей жены, содержательницы музыкальной
школы и женского пансиона.


Сцена представляет эстраду одного из провинциальных клубов.

Нюхин (с длинными бакенами, без усов, в старом поношенном фраке,
величественно входит, кланяется и поправляет жилетку). Милостивые
государыни и некоторым образом милостивые государи. (Расчесывает бакены.)
Жене моей было предложено, чтобы я с благотворительною целью прочел здесь
какую-нибудь популярную лекцию. Что ж? Лекцию так лекцию - мне решительно
все равно. Я, конечно, не профессор и чужд ученых степеней, но, тем не
менее, все-таки я вот уже тридцать лет, не переставая, можно даже сказать,
для вреда собственному здоровью и прочее, работаю над вопросами строго
научного свойства, размышляю и даже пишу иногда, можете себе представить,
ученые статьи, то есть не то чтобы ученые, а так, извините за выражение,
вроде как бы ученые. Между прочим, на сих днях мною написана была
громадная статья под заглавием: "О вреде некоторых насекомых". Дочерям
очень понравилось, особенно про клопов, я же прочитал и разорвал. Ведь всё
равно, как ни пиши, а без персидского порошка не обойтись. У нас даже в
рояли клопы... Предметом сегодняшней моей лекции я избрал, так сказать,
вред, который приносит человечеству потребление табаку. Я сам курю, но
жена моя велела читать сегодня о вреде табака, и, стало быть, нечего тут
разговаривать. О табаке так о табаке - мне решительно всё равно, вам же,
милостивые государи, предлагаю отнестись к моей настоящей лекции с должною
серьезностью, иначе как бы чего не вышло. Кого же пугает сухая, научная
лекция, кому не нравится, тот может не слушать и выйти. (Поправляет
жилетку.) Особенно прошу внимания у присутствующих здесь господ врачей,
которые могут почерпнуть из моей лекции много полезных сведений, так как
табак, помимо его вредных действий, употребляется также в медицине. Так,
например, если муху посадить в табакерку, то она издохнет, вероятно, от
расстройства нервов. Табак есть, главным образом, растение... Когда я
читаю лекцию, то обыкновенно подмигиваю правым глазом, но вы не обращайте
внимания; это от волнения. Я очень нервный человек, вообще говоря, а
глазом начал подмигивать в 1889 году 13-го сентября, в тот самый день,
когда у моей жены родилась, некоторым образом, четвертая дочь Варвара. У
меня все дочери родились 13-го числа. Впрочем (поглядев на часы), ввиду
недостатка времени, не станем отклоняться от предмета лекции. Надо вам
заметить, жена моя содержит музыкальную школу и частный пансион, то есть
не то чтобы пансион, а так, нечто вроде. Между нами говоря, жена любит
пожаловаться на недостатки, но у нее кое-что припрятано, этак тысяч сорок
или пятьдесят, у меня же ни копейки за душой, ни гроша - ну, да что
толковать! В пансионе я состою заведующим хозяйственною частью. Я закупаю
провизию, проверяю прислугу, записываю расходы, шью тетрадки, вывожу
клопов, прогуливаю женину собачку, ловлю мышей... Вчера вечером на моей
обязанности лежало выдать кухарке муку и масло, так как предполагались
блины. Ну-с, одним словом, сегодня, когда блины были уже испечены, моя
жена пришла на кухню сказать, что три воспитанницы не будут кушать блинов,
так как у них распухли гланды. Таким образом оказалось, что мы испекли
несколько лишних блинов. Куда прикажете девать их? Жена сначала велела
отнести их на погреб, а потом подумала, подумала и говорит: "Ешь эти блины
сам, чучело". Она, когда бывает не в духе, зовет меня так: чучело, или
аспид, или сатана. А какой я сатана? Она всегда не в духе. И я не съел, а
проглотил, не жевавши, так как всегда бываю голоден. Вчера, например, она
не дала мне обедать. "Тебя, говорит, чучело, кормить не для чего..." Но,
однако (смотрит на часы), мы заболтались и несколько уклонились от темы.
Будем продолжать. Хотя, конечно, вы охотнее прослушали бы теперь романс,
или какую-нибудь этакую симфонию, или арию... (Запевает.) "Мы не моргнем в
пылу сраженья глазом..." Не помню уж, откуда это... Между прочим, я забыл
сказать вам, что в музыкальной школе моей жены, кроме заведования
хозяйством, на мне лежит еще преподавание математики, физики, химии,
географии, истории, сольфеджио, литературы и прочее. За танцы, пение и
рисование жена берет особую плату, хотя танцы и пение преподаю тоже я.
Наше музыкальное училище находится в Пятисобачьем переулке, в доме 13. Вот
потому-то, вероятно, и жизнь моя такая неудачная, что живем мы в доме 13.
И дочери мои родились 13-го числа, и в доме у нас 13 окошек... Ну, да что
толковать! Для переговоров жену мою можно застать дома во всякое время, а
программа школы, если желаете, продается у швейцара по 30 коп. за
экземпляр. (Вынимает из кармана несколько брошюрок.) И вот я, если
желаете, могу поделиться. За каждый экземпляр по 30 копеек! Кто желает?
(Пауза.) Никто не желает? Ну, по 20 копеек! (Пауза). Досадно. Да, дом 13!
Ничто мне не удается, постарел, поглупел... Вот читаю лекцию, на вид я
весел, а самому так и хочется крикнуть во всё горло или полететь
куда-нибудь за тридевять земель. И пожаловаться некому, даже плакать
хочется... Вы скажете: дочери... Что дочери? Я говорю им, а они только
смеются... У моей жены семь дочерей... Нет, виноват, кажется, шесть...
(Живо.) Семь! Старшей из них, Анне, двадцать семь лет, младшей семнадцать.
Милостивые государи! (Оглядывается.) Я несчастлив, я обратился в дурака, в
ничтожество, но в сущности вы видите перед собой счастливейшего из отцов.
В сущности это так должно быть, и я не смею говорить иначе. Если б вы
только знали! Я прожил с женой тридцать три года, и, могу сказать, это
были лучшие годы моей жизни, не то чтобы лучшие, а так вообще. Протекли
они, одним словом, как один счастливый миг, собственно говоря, черт бы их
побрал совсем. (Оглядывается.) Впрочем, она, кажется, еще не пришла, ее
здесь нет, и можно говорить всё, что угодно... Я ужасно боюсь... боюсь,
когда она на меня смотрит. Да, так вот я и говорю: дочери мои не выходят
так долго замуж вероятно потому, что они застенчивы, и потому, что мужчины
их никогда не видят. Вечеров давать жена моя не хочет, на обеды она никого
не приглашает, это очень скупая, сердитая, сварливая дама, и потому никто
не бывает у нас, но... могу вам сообщить по секрету... (Приближается к
рампе.) Дочерей моей жены можно видеть по большим праздникам у тетки их
Натальи Семеновны, той самой, которая страдает ревматизмом и ходит в
этаком желтом платье с черными пятнышками, точно вся осыпана тараканами.
Там подают и закуски. А когда там не бывает моей жены, то можно и это...
(Щелкает себя по шее.) Надо вам заметить, пьянею я от одной рюмки, и от
этого становится хорошо на душе и в то же время так грустно, что и
высказать не могу; вспоминаются почему-то молодые годы, и хочется
почему-то бежать, ах если бы вы знали, как хочется! (С увлечением.)
Бежать, бросить всё и бежать без оглядки... куда? Всё равно куда... лишь
бы бежать от этой дрянной, пошлой, дешевенькой жизни, превратившей меня в
старого, жалкого дурака, старого, жалкого идиота, бежать от этой глупой,
мелкой, злой, злой, злой скряги, от моей жены, которая мучила меня
тридцать три года, бежать от музыки, от кухни, от жениных денег, от всех
этих пустяков и пошлостей... и остановиться где-нибудь далеко-далеко в
поле и стоять деревом, столбом, огородным пугалом, под широким небом, и
глядеть всю ночь, как над тобой стоит тихий, ясный месяц, и забыть,
забыть... О, как бы я хотел ничего не помнить!.. Как бы я хотел сорвать с
себя этот подлый, старый фрачишко, в котором я тридцать лет назад
венчался... (срывает с себя фрак) в котором постоянно читаю лекции с
благотворительною целью... Вот тебе! (Топчет фрак.) Вот тебе! Стар я,
беден, жалок, как эта самая жилетка с ее поношенной, облезлой спиной...
(Показывает спину.) Не нужно мне ничего! Я выше и чище этого, я был
когда-то молод, умен, учился в университете, мечтал, считал себя
человеком... Теперь не нужно мне ничего! Ничего бы, кроме покоя... кроме
покоя! (Поглядев в сторону, быстро надевает фрак.) Однако за кулисами
стоит жена... Пришла и ждет меня там... (Смотрит на часы.) Уже прошло
время... Если спросит она, то пожалуйста, прошу вас, скажите ей, что
лекция была... что чучело, то есть я, держал себя с достоинством. (Смотрит
в сторону, откашливается.) Она смотрит сюда... (Возвысив голос.) Исходя из
того положения, что табак заключает в себе страшный яд, о котором я только
что говорил, курить ни в каком случае не следует, и я позволю себе,
некоторым образом, надеяться, что эта моя лекция "о вреде табака" принесет
свою пользу. Я все сказал. Dixi et animam levavi!*
_______________
* Сказал и душу облегчил! (лат.)

(Кланяется и величественно уходит.)

Депутат ВРУ круче Рэмбы ГРУ
(c) Вовкаzzz

С мест сообщают:

События весьма похожие на симбиоз двух художественных кин "Рэмба" и "Бегущий человек", произошли на многострадальной Украине. Депутат Верховной Рады задержал опасного преступника стрелявшего с двух рук по-македонски, и резавшего ножом честных украинских милиционеров.

Взбесившийся Рэмбо
(версия Лозинского)

Валерий Олийник, как рассказал на пресс-конференции в Кировограде герой-Лозинский, - опасный асоциальный тип, склонный к садизму, обману и стяжательству. По словам депутата, погибший был уволенным сотрудником милиции, обладавшим специальной подготовкой. Олийник бил свою мать и принимал наркотики, депутат скромно умолчал, шо Олийнык насиловал монашек и мучил котят.
Именно этого человека, он увидел в поле, проезжая мимо на своей машине вместе с прокурором и начальником районной милиции. Враг не прошел - депутат как бдительный Карацупа сразу заподозрил нелюдя, озиравшегося по сторонам в поисках очередной жертвы. Враг, б л я д ь, в очередной раз не прошёл - Лозинский грозно вопросил - кто этот человек и что он делает вблизи его охотничьих угодий. И вдруг, на простой вопрос "Ты кто?" Олийник отвечать не стал. Просто молча вытащил дуру и выстрелил в Лозинского. И, несмотря на "специальную подготовку", не попал - храбрый депутат начал качать маятник, о котором читал в книге Богомолова. Пули свистели вокруг Лозинского, но ён не сдавался - преступник не выдержал и побежал в лес.
После этого, мусор из РОВД выскочил из машины и стал вызывать подмогу, - "Первый, первый! Стоим насмерть! Будем держаться до последнего!", а депутат и прокурор погнались на верном джипаре за бандюком. Догнав, сбивать его они не стали, а аккуратно остановились неподалеку. Выйдя из машины, они набросились на вооруженного пистолетом Олийника. Тот отбивался как мог, стрелял, достал огромный, как у Рэмбо, нож изрезал им обоих начальников (не насмерть), сумел таки вывернуться и, вытащив ещё один пистолет, убежал в лес. Так по лесу и бегал с двумя пистолетами и ножом в зубах, следом, хекая бегали храбрые преследователи. Бегали, пока не подоспела группа захвата в составе четырёх мусоров. Хохляцкий S/W/A/T окружил Олийника - уже в лесу - и потребовал сдаться. Но - *уй там, русские не сдаются - Олийнык отказался и начал отстреливаться, понимая, шо пощады за замученных котят не будет. После этого стражи порядка, у которых был приказ не применять оружие, навалились на злоумышленника, отобрали у него два пистолета и нож и надели браслеты. Но без потерь не обошлось: депутат потерял в ходе погони мабилу, а Олийнык сумел дотянуться лезвием до начальника РОВД и пырнуть его разок, в пузо. Стреляя из двух пистолетов, Рэмбо ни в кого не попал, украинские мусора все сплошь белые ниндзя, покруче всяких Рэмб.
Поняв, что во время сражения Олийнику тоже досталось - редкая сообразительность - у Рэмбо к тому времени нарисовалось 9 (!) пулевых ранений, которые скорее всего он нанес себе сам стреляя в из двух пистолетов сразу, начальники вызвали "скорую" и благородно уступили место в ней нападавшему. Его увезли, но уже в больнице он всё-таки двинул кони. За поимку Рэмбо депутат скромно попросил медаль.
Такова, вкратце, версия депутата от БЮТ Лозинского. Но в неё не поверили всякие продажные журналюги....
--------------------------
Односельчане Олийныка 3,14здят совсем другое. По их словам, это был "божий человек" - тихий деревенский сумасшедший. Прессе мать погибшего ничего не стала говорить о том, что он её бил, зато, рассказала, что никакого оружия у него никогда не было. Зарабатывал он не убийствами людей или животных, а тем, что вскапывал огороды соседям. Там убогий и выкопал судя по всему два пистолета и обрез. Нож выточил сам из напильника.
Житель Грушек Алексей коротко рассказал историю последних лет жизни Олийника: "У него когда-то был бизнес в Херсоне, но на*бнулся, и у Валеры немножко поехала крыша. Но он был безобидным. Пунктик был у него — писал постоянно письма в Верховную Раду депутатам и предлагал свои изобретения, типа, того, как достать энергию из солнечного зайчика". Дописался однако....
В деревне многие 3,14здят, что видели компанию героев в одном из местных питейных заведений: они там долго сидели и о чём-то беседовали и бухали.
По Грушкам гуляет ещё одна история. Что, якобы, к одной из женщин, которая во вторник была за столиком с Лозинским, приезжали некие люди, которые просили её мужа стать терпилой. Обещали ему условный срок и кучу бабла в придачу. Мужик, на терпилу не подписался.
Однако, очень похожая история произошла с матерью Олийника: по её словам, к ней приходили "крепкие ребята", попросившие опознать какой-то пистолет и давшие ей 200 гривен.
Врачи принявшие, то что осталось от Рэмбо, вообще о*уели. По их словам, в тот вечер к ним привезли не живого человека, а закованный в наручники труп. Причём умер он явно не от сердечного приступа: на теле было девять пулевых ранений, не было ноги, были нахуй поломаны ребра и ключицы.

Прикинув залепухи депутата и известные им факты, жители Грушек вывели для себя такую версию произошедшего: "Увидели мужика, который бродит рядом с его землей. Вот и решила компания его, наверное, проучить наглеца, погонять по полю, как зайца - как в охоте на пиранью".
Однако однопартийцы Лозинского из Блока Юлии Тимошенко и милиционеры категорически не согласны с такой трактовкой событий. В милиции заявляют, что депутат, прокурор и начальник РОВД действовали как настоящие герои, задержав голыми руками опасного преступника, вооружённого двумя пистолетами и огромным ножом, прошедшего специальную подготовку убивать вооруженных голыми руками депутатов ВРУ. Как они сумели выжить в неравном бою с нелюдем - *уй его знает.
В совместном заявлении членов упоминавшейся "группы захвата" мусора полностью поддерживают действия своего начальника и его спутников. "В данном случае мы не только приятно удивлены, но и благодарны как народному депутату Украины Лозинскому, так и прокурору Голованевского района Горбенко за их активное участие в задержании преступника".
------------------------------
П.С. Б л я д ь, мать вашу, где НКВД? В карьеры их всех, и под пулемёты!!!!

Василий Шукшин
Рассказы
Чередниченко и цирк
В южный курортный городок приехал цирк.
Плановик Чередниченко отдыхал в том городке, устроился славно, чувствовал себя вольготно, даже слегка обнаглел – делал выговор продавщицам за теплое пиво. В субботу вечером Чередниченко был в цирке.
На следующий день, в воскресенье, в цирке давали три представления, и Чередниченко ходил на все три.
Он от души смеялся, когда смуглый длинноволосый клоун с нерусской фамилией выкидывал разные штуки, тревожился, когда молодой паренек в красной рубахе гонял по арене, отгороженной от зрителей высокой клеткой, семь страшных львов, стегал их бичом… Но не ради клоуна и не ради страшных львов ухлопал Чередниченко шесть рублей, нет, не ради львов. Его глубоко взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по веревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, кувыркалась…
Никогда еще в своей жизни Чередниченко так не волновался, как волновался, наблюдая за гибкой, смелой циркачкой. Он полюбил ее. Чередниченко был холост, хоть разменял уже пятый десяток. То есть он был когда-то женат, но что-то такое получилось у них с женой – разошлись. Давно это было, но с тех пор Чередниченко стал – не то что презирать женщин,– стал спокоен и даже несколько насмешлив с ними. Он был человек самолюбивый и честолюбивый, знал, что к пятидесяти годам станет заместителем директора небольшой мебельной фабрики, где теперь работал плановиком. Или, на худой конец, директором совхоза. Он заканчивал сельхозинститут заочно и терпеливо ждал. У него была отличная репутация… Время работало на него. "Буду замдиректора, будет все – и жена в том числе".
В ночь с субботы на воскресенье Чередниченко долго не мог заснуть, курил, ворочался… Забывался в полусне, и мерещилось черт знает что – маски какие-то, звучала медная музыка циркового оркестрика, рычали львы… Чередниченко просыпался, вспоминая циркачку, и сердце болело, ныло, точно циркачка была уже его женой и изменяла ему с вертлявым клоуном.
В воскресенье циркачка доконала плановика. Он узнал у служителя цирка, который не пускал посторонних к артистам и львам, что та циркачка – из Молдавии, зовут Ева, получает сто десять рублей, двадцать шесть лет, не замужем.
С последнего представления Чередниченко ушел, выпил в ларьке два стакана красного вина и пошел к Еве. Дал служителю два рубля, тот рассказал, как найти Еву. Чередниченко долго путался под брезентовой крышей в каких-то веревках, ремнях, тросах… Остановил какую-то женщину, та сказала, что Ева ушла домой, а где живет, она не знала. Знала только, что где-то на частной квартире, не в гостинице. Чередниченко дал служителю еще рубль, попросил, чтобы он узнал у администратора адрес Евы. Служитель узнал адрес. Чередниченко выпил еще стакан вина и пошел к Еве на квартиру. "Адам пошел к Еве",– пошутил сам с собой Чередниченко. Он был человек не очень решительный, знал это и сознательно подгонял себя куда-то в гору, в гору, на улицу Жданова – так, ему сказали, надо идти. Ева устала в тот день, готовилась ко сну.
– Здравствуйте! – приветствовал ее Чередниченко, ставя на стол бутылку "Кокура". Он за дорогу накрутил себе хвоста – заявился смелый и решительный.– Чередниченко Николай Петрович. Плановик. А вас зовут Ева. Правильно?
Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу и – реже – сестер Геликановых, силовых акробаток.
– Я не помешал?
– Вообще-то, я спать готовлюсь… Устала сегодня. А что? Я немножко не понимаю…
– Да, сегодня у вас денек… Скажите, а вот этот оркестр ваш, он не мешает вам?
– Нет.
– Я бы все-таки несколько поубавил его: на нервы действует. Очень громко, куда к шутам…
– Нам ничего… Привыкли.
Чередниченко отметил, что вблизи циркачка не такая уж красавица, и это придало ему храбрости. Он серьезно задумал отвезти циркачку к себе домой, жениться.
Что она была циркачкой, они скроют, никто знать не будет.
– Вы не позволите предложить вам?..– Чередниченко взялся за бутылку.
– Нет, нет,– твердо сказала Ева.– Не пью.
– Совсем?
– Совсем.
– Нисколько-нисколько?
– Нисколько.
Чередниченко оставил бутылку в покое.
– Проба пера,– к чему-то сказал он.– Я сам выпиваю очень умеренно. У меня есть сосед, инженер-конструктор… Допивается до того, что опохмелиться утром рубля нет. Идет чуть свет в одних тапочках, стучит в ворота. У меня отдельный дом из четырех комнат, ну, калитку, естественно, на ночь закрываю на запор, "Николай Петрович, дай рубль".– "Василий,– говорю,– Мартыныч, дорогой, не рубля жалко – тебя жалко. Ведь на тебя смотреть тяжело – с высшим образованием человек, талантливый инженер, говорят… До чего же ты себя доведешь!"
– Но рубль-то даете?
– А куда денешься? Он, вообще-то, всегда отдает. Но действительно, не денег этих жалко, я достаточно зарабатываю, у меня оклад сто шестьдесят рублей да премиальные… вообще, находим способы. Не в рубле дело, естественно. Просто тяжело глядеть на человека. В чем есть, в том и в магазин идет… Люди смотрят… У меня у самого скоро высшее образование будет – это же должно как-то обязывать, так я понимаю. У вас высшее?
– Училище.
– Мгм.– Чередниченко не понял – высшее это или не высшее. Впрочем, ему было все равно. По мере того как он излагал сведения о себе, он все больше убеждался, что тут не надо долго трясти кудрями – надо переходить к делу.А родители у вас есть?
– Есть. Зачем вам все это?
– Может быть, все-таки пригубите? С наперсток?.. Мм? А то мне неловко одному.
– Наливайте – с наперсток.
Выпили. Чередниченко выпил полстаканчика. "Не перебрать бы",– подумал.
– Видите ли, в чем дело, Ева… Ева?..
– Игнатьевна.
– Ева Игнатьевна.– Чередниченко встал и начал ходить по крошечной комнате – шаг к окну, два шага к двери и обратно.– Сколько вы получаете?
– Мне хватает,
– Допустим. Но в один прекрасный… простите, как раз наоборот – в один какой-нибудь трагичный день вы упадете оттуда и разобьетесь…
– Слушайте, вы…
– Нет, послушайте вы, голубушка, я все это прекрасно видел и знаю, чем все это кончится – эти аплодисменты, цветы…– Ужасно понравилось Чередниченко вот так вот ходить по комнатке и спокойно, убедительно доказывать: нет, голубушка, ты еще не знаешь жизни. А мы ее, матушку, как-нибудь изучили – со всех сторон. Вот кого ему не хватало в жизни – такой вот Евы – Кому вы потом будете нужна? Ни-ко-му.
Зачем вы пришли? И кто вам дал адрес?
– Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямик – такой характер. Я человек одинокий, положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы тоже одиноки… Я второй день наблюдаю за вами – вам надо уходить из цирка. Знаете, сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть…
– Вы что? – спросила Ева Игнатьевна.
– У меня большой дом из лиственницы… Но я в нем один. Нужна хозяйка… То есть нужен друг, нужно кому-то согреть этот дом. Я хочу, чтобы в этом доме зазвенели детские голоса, чтобы в нем поселился мир и покой. У меня четыре с половиной тысячи на книжке, сад, огород… Правда, небольшой, но есть где отвести душу, покопаться для отдыха. Я сам из деревни, люблю в земле копаться. Я понимаю, что говорю несколько в резонанс с вашим искусством, но, Ева Игнатьевна… поверьте мне; это же не жизнь, как вы живете. Сегодня здесь, завтра там… ютитесь вот в таких комнатушках, питаетесь тоже… где всухомятку, где на ходу. А годы идут…
– Вы что, сватаете меня, что ли? – никак не могла понять циркачка.
– Да, я предлагаю вам поехать со мной.
Ева Игнатьевна засмеялась.
– Хорошо! – воскликнул Чередниченко.– Не надо мне верить на слово. Хорошо. Возьмите на неделю отпуск за свой счет, поедемте со мной – посмотрите. Посмотрите, поговорите с соседями, сходите на работу… Если я хоть в чем-нибудь обманул вас, я беру свои слова назад. Расходы – туда и обратно – беру на себя. Согласны?
Ева Игнатьевна долго, весело смотрела на Чередниченко. Тот открыто, тоже весело, даже игриво принял ее взгляд… Ему нравилось, как он действует: деловито, обстоятельно и честно.
– Мне сорок второй год, забыл вам сказать. Кончаю сельхозинститут заочно. Родни мало осталось, никто докучать не будет. Подумайте, Ева. Я не с бухты-барахты явился к вам… Не умею я говорить красивые слова, но жить будем душа в душу. Я уже не мальчишка, мне теперь – спокойно трудиться и воспитывать детей. Обещаю окружить вас заботой и вниманием. Ведь надоела вам эта бездомная жизнь, эта багема…
– Богема.
– А?
– Бо-ге-ма. Через "о",
– Ну, какая разница? Суть-то одна. Разная, так сказать, по форме, но одинаковая по содержанию. Мне хочется уберечь вас от такой жизни, хочется помочь…. начать жизнь морально и физически здоровую.– Чередниченко сам проникался к себе уважением – за высокое, хоть негромкое благородство, за честность, за трезвый, умный взгляд на жизнь свою и чужую. Он чувствовал себя свободно.– Допустим, что вы нашли себе какого-нибудь клоуна – помоложе, возможно, поинтересней… Что дальше? Вот так вот кочевать из города в город? О детях уже говорить не приходится! Им что!..Чередниченко имел в виду зрителей.– Посмеялись и разошлись по домам – к своим очагам. Они все кому-то нужны, вы – снова в такую вот, извините, дыру – никому вы больше не нужны. Устали вы греться у чужого огня! (Эту фразу он заготовил заранее.) Я цитирую. И если вы ищете сердце, которое бы согрело вас,– вот оно.– Чередниченко прижал левую руку к груди. Он чуть не заплакал от нахлынувших чувств и от "Кокура". Долго было бы рассказывать, какие это были чувства… Было умиление, было чувство превосходства и озабоченности сильного, герой, и жертва, и учитель жили в эти минуты в одном Чередниченко. Каким-то особым высшим чутьем угадал он, что больше так нельзя, дальше будет хуже или то же самое… Надо уходить.– Не буду больше утомлять вас – ухожу. Ночь вам на размышления. Завтра вы оставите записку вашему служителю… такой, с бородавкой, в шляпе…
– Знаю.
– Вот, оставьте ему записку – где мы встретимся.
– Хорошо, оставлю.
Чередниченко пожал крепкую ладонь циркачки, улыбнулся, ласково и ободряюще тронул ее за плечо:
– Спокойной… простите, наоборот, – неспокойной ночушки.
Циркачка тоже улыбалась:
– До свидания.
"Не красавица, но очень, очень миловидная,– подумал Чередниченко.Эти усики на губе, черт их возьми).. пушочек такой… в этом что-то есть. Говорят -темпераментные".
Чередниченко вышел на улицу, долго шел какими-то полутемными переулками – наугад. Усмехался, довольный. "Лихо работаешь, мужик,– думал о себе.Раз-два – и в дамки".
Потом, когда вышел на освещенную улицу, когда вдосталь налюбовался собой, своей решительностью (она просто изумила его сегодня, эта решительность), он вдруг ни с того ни с сего подумал: "Да, но как-то все ужасно легко получилось. Как-то уж очень… Черт ее знает, конечно, но не оказаться бы в дурацком положении. Может, она у них на самом плохом счету, может, ее… это… того… Не узнал ничего, полетел сватать. Хоть бы узнал сперва!" С одной стороны, его обрадовало, что он с таким блеском сработал, с другой… очень вдруг обеспокоила легкость, с какой завоевалось сердце женщины. То обстоятельство, что он, оказывается, умеет действовать, если потребуется, навело его на мысль: а не лучше ли – с такой-то напористостью – развернуться у себя дома? Ведь есть же и там женщины… не циркачки. Есть одна учительница, вдова, красавица, степенная, на хорошем счету. Почему, спрашивается, так же вот не прийти к ней вечерком и не выложить все напрямик, как сегодня? Ведь думал он об этой учительнице, думал, но страшился. А чего страшился? Чего страшиться-то?
"Так-так-так…– Чередниченко прошел вдоль приморской улицы до конца, до порта, повернул назад. Хуже нет, когда в душу вкралось сомнение! Тем-то, видно, и отличаются истинно сильные люди: они не знают сомнений. Чередниченко грызло сомнение.– Скрыть, что она циркачка, конечно, можно, только… А характер-то куда деваешь? Его же не скроешь. Замашки-то циркаческие, они же останутся. Ведь он у нее уже сложился, характер,совершенно определенный, далекий от семейных забот, от материнства, от уюта. Ну, обману я людей, скажу, что она была, допустим, администраторша в гостинице… Но себя-то я не обману! На кой черт себя-то обманывать?! Ведь она, эта преподобная Ева, столько, наверно, видела-перевидела этих Адамов, сколько я в уме не перебрал баб за всю жизнь. Она, наверно, давала жизни… с этим своим пушком на губе.– Уже теперь не сомнение, а раскаяние и злость терзали Чередниченко. Он ходил вдоль приморской улицы, сжав кулаки в карманах пиджака, долго ходил, не глазел на встречных женщин, весь ушел в думы. "Так, так, так… Значит, обрадовался – сразу покорил! А она, наверно, счас богу молится: нашелся один дурак, замуж взять хочет. А то – будь она на хорошемто счету – не нашелся бы никто до двадцати шести лет! Эка… Вывез Николай Петрович царевну из-за синих морей, елки зеленые! Все с ней: "поматросил да бросил", а один долдон в жены себе определил. А потом выяснится, что она рожать не может. Или хуже: переспит с кем-нибудь, забеременеет, а скажет – от меня. И нечего ее винить, у нее это как алкоголизм: потребность выработалась – обновлять ощущения. А начни потом разводиться, она потребует полдома… Иди доказывай потом судьям, что я ее… с канатов снял. Можно сказать, разгреб кучу-мала и извлек из-под самого низа… сильно помятую драгоценность,Опять вспомнилась Чередниченко вдовая учительница в их городке… И он чуть не взялся за голову: каких глупостей мог наворотить! Ведь вывез бы я эту Еву домой, вывез, она бы мне там устроила парочку концертов, и тогда – завязывай глаза от стыда и беги на край света. Насмешил бы я городок, ай, насмешил! Да приехай ты домой, дурак ты фаршированный, возьми такую же бутылочку винца или лучше коньяку, хороших конфет и иди к учительнице. Поговори обстоятельно, тем более она тебя знает, что ты не трепач какой-нибудь, не забулдыга, а на хорошем счету… Поговори с человеком. Ведь умеешь! Ведь скоро диплом в карман положишь – чего же ждатьто? Страдатель, елки зеленые!"
Опять долго не мог заснуть Чередниченко – думал о вдовой учительнице. Мысленно жил уже семейной жизнью… Приходил с работы, говорил весело: "Мать-порубать!" Так всегда говорил главный инженер мебельной фабрики, получалось смешно. Ездил на маевку с женой-учительницей, фотографировал ее… Воровато, в кустах, выпивал с сослуживцами "стременную", пел в автобусе "Ревела буря, гром гремел…". Думал о детях – как они там с бабкой? Но он – то еще ничего, базланил с мужиками про Ермака, а вот жена-учительница, он видел краем глаза, уже вся давно дома – с детьми, ей уже не до веселья – скорей домой! Да нет, черт побери, можно устроить славную жизнь! Славнецкую жизнь можно устроить.
Он так усладился воображением, что и циркачку вспомнил как далекий неприятный грех. Попробовал посадить на маевке вместо жены-учительницы жену-циркачку… Нет, циркачка там никак не на месте. Чужая она там. Начнет глазами стрелять тудасюда… Нет!
"Как же быть завтра? Не ходить совсем к цирку? Неудобно. Явился, наговорил сорок бочек – и нету. Нет, схожу увижусь… Скажу, что срочно отзывают на работу, телеграмму получил. Уеду – спишемся, мол. И все. И постараться не попасть ей на глаза в эти дни на улице. Они скоро уедут".
С тем и заснул Чередниченко. И крепко спал до утра. Во сне ничего не видел. На другой день Чередниченко загорал на пляже… Потом, когда представление в цирке началось, пошел к цирку.
Служитель встретил Чередниченко, как родного брата.
– Вам письмишко! – воскликнул он, улыбаясь шире своей шляпы. И погрозил пальцем: – Только наших не обижа-ать.
Наверно, еще хотел получить трешку.
"Фигу тебе,– подумал Чередниченко.– Жирный будешь. И так харя-то треснет скоро".
Письмецо было положено в конверт, конверт заклеен. Чередниченко не спеша прошел к скамеечке, сел, закурил…
Под брезентовым куполом взвизгивала отвратительная музыка, временами слышался дружный смех: наверно, длинноволосый выкомаривает.
Чередниченко, облокотившись на спинку скамьи, немного посвистел… Конверт держал кончиками пальцев и слегка помахивал им. Поглядеть со стороны, можно подумать, что он, по крайней мере, раза три в неделю получает подобные конверты и они ему даже надоели. Нет, Чередниченко волновался. Немного. Там где-то, внутри, дрожало. Неловко все-таки. Если, положим, ему пришла такая блажь в голову – идти сватать женщину, то при чем здесь сама эта женщина, что должна будет, согласившись, остаться с носом?
Чередниченко вскрыл конверт.
На листке бумаги было написано немного… Чередниченко прочитал. Оглянулся на цирк… Еще раз прочитал. И сказал вслух, негромко, с облегчением:
– Ну вот и хорошо.
На листке было написано:
"Николай Петрович, в сорок лет пора быть умнее. Ева".
А ниже другим почерком – помельче, торопливо: "А орангутанги в Турции есть?"
Чередниченко еще раз прочитал вторую фразу, засмеялся:
– Хохмач.– Он почему-то решил, что это написал клоун.– Ну, хохмач!.. У меня совесть есть, дорогой мой, совесть. Вам этого не понять.
Чередниченко встал и пошел по улице – в сторону моря. Мысленно отвечал Еве: "Умнее, говоришь? Да как-нибудь постараемся, как-нибудь уж будем стремиться, Игнатий Евович. Все мы хочем быть умными, только находит порой такая вот… Как говорят, и на старуху бывает проруха. Вот она, проруха, и вышла. Советуешь, значит, быть умнее Николаю Петровичу? Ах, дорогуша ты моя усатая! Хотя, конечно, ты же по веревке умеешь лазить, кому же и советовать, как не тебе – "мне сверху видно все"! Ты лучше посоветуй длинноволосому, чтоб он с другой какой-нибудь не ушлепал сегодня. А то ушлепает, будешь одна куковать вечер. А тебе вечер просидеть одной никак нельзя. Как же! Жизнь-то дается один раз, тело пока еще гнется, не состарилось. Как же вам можно вечер дома посидеть! Нет, это никак невозможно. Вам надо каждый день урывать – "ловите миг удачи"! Ловите, ловите… Черти крашеные".
Чередниченко опустил конверт в мусорную урну, вышел на набережную, выпил в ларьке стаканчик сухого вина, сел на лавочку, закурил, положил ногу на ногу и стал смотреть на огромный пароход "Россия". Рядом с ним негромко говорили парень с девушкой.
– Куда-нибудь бы поплыть… Далеко-далеко! Да?
– На таком, наверно, и не чувствуешь, что плывешь. Хотя в открытом море…
"Давайте, давайте – плывите,– машинально подхватил их слова Чередниченко, продолжая разглядывать пароход.– Плывите!.. Молокососы".
Ему было очень хорошо на скамеечке, удобно. Стаканчик "сухаря" приятно согреваА грудь. Чередниченко стал тихонько, себе под нос, насвистывать "Амурские волны".

Иван остановился в двух шагах от замкового рва и зычно заорал:
- Кощей, вражина импортная, похититель чужих супруг и вообще маниакальный гад, выходи на честный бой!
Кощей выглянул из окна библиотеки, поморщился и замахал рукой, приглашая царевича в замок.
- Давай, добрый молодец, заходи. Добро пожаловать в мои хоромы, царский сын, а то вопишь на всю округу, как гопник какой. Посторонись чуток, я мостик опущу.
- Здравствуй, гость нежданный, - поприветствовал Кощей вошедшего Ивана, - Испей вот медку, расслабься и поведай, какое у тебя ко мне дело.
Царевич опрокинул предложенную чарку мёда, утёр рот рукавом и сообщил:

- Значит, вкратце, вот какая получается фигня: я стрельнул, она лягушка, ты украл мою жену.
- Красиво! - одобрил Кощей, - Это новомодный стиль, который рэп? Здорово. Вопрос на злобу дня - а зачем мне красть твою жену?
- Ну как, - Иван-царевич пожал плечами, - Из всех предложенных вариантов самым разумным показался этот.
- Ничего не понимаю. Ваня, плесни-ка себе ещё медка да расскажи подробно.
- Чего тут рассказывать? - царевич сжал кулаки, потом разжал, чтобы сподручнее было наливать мёд в чарку, - Мы с братьями стреляли чтобы
жениться. Братаны угодили на подворье дворянкам-купчихам, а моя стрела упала в болото. Рядом с лягушкой. Которую я и привёз в терем. Вышел в
людскую, чтобы девица не стеснялась кожу скинуть. Вернулся, а там никого нет. Отдавай мою жену, гад!
И царевич опрокинул следующую чарку.
- Прости, царский сын, упустил, - потряс головой Кощей, - Стреляли чтобы жениться? Любопытный способ. А если бы в глаз?
- Лес рубят, щепки летят, - хмыкнул Иван-царевич, - В чужом глазу и бревно не обуза.
- Логично, - с сомнением заметил Кощей, - А если бы во дворах оказались только сыновья? Тоже женились бы?
- А хорошо бы, кабы.. - мечтательно пробубнил царевич, - Только братья, блин, везучие. А вот ты мне тоже скажи - кабы там сыновья оказались, ты бы и их привычно умыкнул? А ещё обзываешься, пушистое рыло!
- Один-один! - признал Кощей. Потом прижал руки к груди, - Только, Ваня.. Вся эта история шита белыми нитками. Давай по порядку. Или нет, давай о главном. Что общего у якобы украденной жены с этой лягушкой?
- Жена лягушечью кожу должна скинуть, девицей стать. А потом обратно кожу натянуть и в лягушку перекинуться.
- Ох, ты ж умница моя, - Кощей всплеснул руками, - Ну вот бог с ним, с законом сохранения вещества, но элементарный коэффициент эластичности
лягушечьей кожи ты в состоянии рассчитать, царский ты, блин, сын?!
- Ну все! - царевич решительно потянул меч из ножен, - Мать мою ёфемизмой ехидной крыть удумал, вражина?! Снести тебе башку с плеч и никаких
разговоров!
- Что ты, сынок, что ты! - Кощей деликатно, двумя пальцами, отвёл в сторону лезвие и по-отечески положил вторую руку на плечо царевича, - И в мыслях не было. Ну вот давай разберёмся, как следует, с самого начала? Вы втроём стрелы пускали, так?
Царевич кивнул. И потянулся за мёдом.
- Старшего брата стрела упала на дворянский двор, верно? Среднего - на купеческий. Пока все в пределах города. А твоя, понимаешь, пересекла
городскую черту, пригороды, смежные селенья, улетела аж в лес и шлёпнулась в болото. Правильно?
Царевич снова кивнул. И снова потянулся за мёдом.
- Вот сам подумай, Ваня, - Кощей почти умолял, - Это же обыкновенная стрела. Пущенная из обыкновенного лука. Какой лес? Какое болото? Даже если по ветру, Ваня. Стрела, понимаешь? Не "першинг" там какой-нибудь межконтинентальный класса "отсюда и до победы разума" !
- Издеваешься?! Укладом исконным в морду тычешь? А и не першинг! - Иван рывком сбросил Кощееву руку с плеча, - Вражины проклятые! Растлеваете Русь-матушку диковинками заморскими, першингами-пирсингами-демпингами-лизингами невиданными! Врёшь, не введёшь! Вот я сейчас тебя на люля-кебаб разделаю - будешь знать! Кто к нам с бандажом придёт, тот от фистинга и подохнет!
- Конечно, конечно! - одобрительно заулыбался Кощей, - Исконный уклад forever. Сивуха, лягуха, раскладуха.. а как же! Я всего лишь говорю, что не могла простая стрела так далеко улететь. Это тебя льстецы придворные с толку сбили. Ваня, ты же семи пядей в.. паху - ужель сам не сообразил? - А ты над златом чахнешь! - прибег к классической защите царевич.
- Тю, сынок, так тебе деньги нужны? - удивился Кощей, - Что же ты сразу не сказал.
- Какие деньги? - завопил Иван, остервенело выдвигая и задвигая меч, - Жена мне нужна! Девица! Баба!
- Баба тебе нужна, - подтвердил Кощей, - Это видно невооружённым глазом. И беде твоей я постараюсь помочь. Только объясни толком, какая именно. Задай, так сказать, условные параметры поиска.
- Ну как какая.. - задумался Иван, - Я ж её не успел увидеть, ты ж её сразу украл. Ну.. красивая.. сексапильная.. либеральная.. толерантная.. респектабельная..
- Ванечка, погоди, - опять по-отечески посоветовал Кощей, - Ты не словами дворцовых скоморохов говори, а сердцем своим. Понимаешь?
Иван-царевич задумался. Осушил чарку мёда. Потянул гусли из-за пазухи, потемнел лицом и попытался излить душу:
- Меня конкретно достали амуры на сеновале, ты вникни - я не шучу, а реально хочу не разбитную профуру, не беспробудную дуру, а чтобы с тонкой натурой и превосходной фигурой..
- И пропорционально развитой мускулатурой, - добавил Кощей, - Размер подгулял, конечно, зато в рифму.
Иван помотал головой, хлопнул ещё чарку и снова ударил по гуслям.
- Чтоб лишь со мной шуры-муры, без левой халтуры, без балды, без понтов и подобной бандуры..
- И чтоб без закуски пила политуру? - опять влез Кощей, - В размер попал. Йоу!
- Чтоб любила гравюру, кухню, литературу. Чтоб со мной на любую легко пошла авантюру..
- И могла без усилий перегрызть арматуру. Все, Ваня, пощади, эти твои мелодичные "чтоб" и "без" даже бессмертного доканают, - Кощей вскочил с кресла, - Прости, я так и не сумел понять, какая именно баба тебе нужна. Плесни-ка мне двойную, попробую разобраться. В чарку попадёшь?
- Щас я тебе в дыню попаду! - царевич отбросил гусли и потянулся к мечу, - За издевательства твои басурманские. За насмешки. За неуважение.
- Это я-то тебя не уважаю? - Кощей возмущённо поднял брови, - Да как у тебя язык повернулся?! Ты ж царский сын, Иван! Настоящий! Классический! Третий.
- Это ты меня дураком, что ли, обозвал? - прищурился Иван-царевич.
- Героем, homeboy, героем! - замахал руками Кощей, - Ты же корифей диамата, тебе ли разницу не учуять?!
- Ну я учуял семантическую разницу, что не помешает мне надрать твою подагрическую задницу, - набычился тот. И придвинул к себе новую ендову с мёдом.
- Иван, да ты настоящий поэт! - зааплодировал Кощей, - Выпьем за это!
- А толку? - царевич пригорюнился, но выпил - Все равно холостой. Не везёт мне с бабами. Хоть в лужу клади.
- Слушай, а у вас там груши растут? - спросил вдруг Кощей.
- Какая связь? - нахмурился царевич.
- Да так.. Ищу альтернативное приложение на случай, если бабу не найдём, а дожди ещё не скоро.
- Все. Ты меня достал, гад, - царевич с усилием встал на ноги, дважды промахнулся мимо рукояти меча, махнул рукой и принялся закатывать рукава, - Я тебя сейчас уделаю голыми руками..
Иван качнулся вперёд, потом назад, рухнул в кресло и захрапел.
- Ах ты ж моя лапочка, - с умилением сказал Кощей, - Знал бы, куда буйну головушку уронишь, салат бы подставил.
И он заботливо укрыл спящего гостя пледом.
- Хочется парню помочь.. Понять бы только.. - Кощей в задумчивости расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, - Зело у них фольклор
метафоричен.. Гиперболичен вельми.. Лягушка в девицу, девица в лягушку.. Тянет потянет, натянуть не может.. Должна же быть в этом какая-то
логика? Посыл? Подсказка какая-то? Думать. Думать. И ещё раз думать.
Свет в кабинете горел до самого рассвета. Богатырский храп царевича, спящего в гостиной зале, ощутимо cотрясал древние своды. В раскаты храпа причудливо вплеталось многоголосое и душераздирающее кваканье...
- Довезёшь? - спросил Кощей, проверяя, надёжно ли приторочен к седлу все ещё крепко спящий царевич.
- Не в первой, поди, - обиженно фыркнул Сивка-бурка.
- Сам-то в порядке? - Кощей заглянул коню в глаз, - Не перебрал клевера?
- Как лист!
- Ну и ладно. Значит, вот что, запоминай инструкцию, - Кощей вложил в перемётную суму объёмный свёрток, накинул капюшон и заговорил, покачивая тазом и стильно поблёскивая золотой фиксой, - Когда домой воротитесь, проспитесь, опохмелитесь, Ване гостинец покажешь, как обращаться
расскажешь, yeah, yeah. Ручная работа, сделанно с заботой. Всю ночь провозился, чертовски заморился, обликом и формой потребителю угодить
тщился. Едва материал нашёл, три сотни лягух перевёл. Проста в обиходе, сообразна природе. Всего-то дел, что надуть, использовать, протереть, сдуть, свернуть, аhа, аhа. Не перекачивать, стирать в ручную, хранить в светлице, с дружиной не делиться, по полу не мыкать, острыми предметами не тыкать. Тогда она мужу лет пять прослужит, без ласки не оставит, рогов не наставит. Yo, yo, yo, here we go!
И шлёпнул по носу Сивку, попытавшегося сунуть любопытную морду в суму.
- Can't touch this!
Кощей перевёл дух, скинул капюшон и уже на человеческом языке добавил:
- И пускай не особо хвастает бабёнкой. Все-таки, первый артефакт такого пошива на Руси-матушке. Сглазят недруги - лопнет ещё, не дай бог. Ну, в добрый путь!

Вспомнилась советская короткометражка. Там два соседа изводили друг-друга. Один врубал музыку на полную. Другой какую-то стройтехнику. После этого встречались в парке и играли в шахматы.
Правда там закончилось полным охренением, когда в порыве гнева они сломали стенку и уставились друг на друга.

Shamen пишет:Вспомнилась советская короткометражка. Там два соседа изводили друг-друга. Один врубал музыку на полную. Другой какую-то стройтехнику. После этого встречались в парке и играли в шахматы.
Правда там закончилось полным охренением, когда в порыве гнева они сломали стенку и уставились друг на друга.

Ну, в принципе, то же самое.

А это только доказывает тезис, что в литературе существует чтото около 40 сюжетов всего. Многообразие произведений это одни и теже сюжеты, только с другими декорациями.

Стырето с инету: Дела квартирные

Как-то раз довелось расселять нам квартиру в Москве. Все было очень честно, справедливо и в рамках закона: за убогую трешку хрущевку в огромной помойке насыщенной газами, флюидами и эманациями зла, мы дали людям замечательный дом в экологически чистой Орловской области и мешок денег. Ну, не то что бы дом был совсем замечательный, да и мешок денег был не такой уж большой и купюры в нем лежали все больше десяти да пятидесяти рублевые, но все же. Я считаю, что солнце воздух и вода, прилагаемые к дому, стоили той небольшой суммы, которую мы имели за оказываемую в переселении помощь.
Как же выпивающие жители московской квартиры решились улучшить свои жилищные условия?
C трудом - пришлось с ними немного поработать. Был вызван специально обученный человек, по кличке Батон: в торжественной обстановке ему вручили деньги на водку и отправили общаться с жильцами.
Те, естественно приняли водку с Батоном радостно и доброжелательно. Водки было много, Батон вел себя пристойно: знай, подливал да бегал в магазин за пополнениями. День, второй, неделя и вдруг у Батона, посреди праздника души и желудка заканчиваются деньги.
А хозяева квартиры, надо сказать, расстроились очень. Они по простоте душевной полагали, что снизошла на них в лице Батона благодать со счастьем и водка теперь не закончится никогда. - Ничего, - утешил жильцов Батон. – У меня есть друзья – отличные ребята: они помогут решить нам нашу маленькую проблему.
- Да хоть черти лысые, лишь бы водка была, - не желая выходить из запоя, стонали жильцы. – И быстрее!

Черта лысого, поблизости не случилось, да и вообще – никаких таких персонажей в схеме переселения не намечалось, потому появился отличный парень– я. Посочувствовал горю людей и ненавязчиво предложил им выход из ситуации, - а давайте кА ребяты я вам дам дом и денег мешок в обмен на вашу квартиру. Нет, отвечать прямо сейчас не надо, что вы. Подумайте пока. На вот, Батон, тебе денег малость и сидите, размышляйте.
Новой партии денег хватило им аккурат на неделю: за это время, Батон сумел убедить жильцов, что, - хорошо иметь домик в деревне! Соглашаться надо, такой шанс раз в жизни бывает!
После получения принципиального согласия хозяев, дело оставалось за малым, нужно было закрепить наше с ними душевное единение юридически, процедурой предусмотренной законами Р.Ф.
К нотариусу мы пошли, а куда ж еще то. Не водить же этих граждан по регистрационным палатам и БТИ. Мало того, что вид у них не ахти, так еще и в любой момент, нечаянно протрезвев, они могут нарушить договор, потому что благородства и чести в таких товарищах обычно ни на грамм и устная с ними договоренность ничего не стоит.

С нотариусами в те годы проблемы начались, но еще было терпимо. Нет, конечно, при нотариусе уже нельзя было бить клиента и отрезать уши, дабы получить добровольное согласие клиента на все, как бывало раньше. Эх, помню – золотое время было. Приводишь человека к нотариусу и говоришь, - он мне хочет написать дарственную на все имущество. – Хочешь? – сурово нотариус спрашивает у клиента. – Нет! – плачет клиент.
Бац клиенту по щам, а нотариусу говоришь. – Вы подождите, сейчас, это он что-то путаться начал – наверное, от волнения и радости. Сейчас успокоим его .
- Да ничего-ничего, - милостиво рукой нотариус машет. – Бывает. Только мебель не сломайте и чтоб трупа не образовалось, а то хлопотно это. И крови поменьше, а то уборщица ругается.
Хотя, привираю я, прошу пардону. Редко такое бывало: обычно, нотариуса привозили к клиенту, так было удобней всем и даже клиенту, а то попробуй со сломанной ногой или с паяльником в жопе походи. Тут же – сервис, все для народа, приехал нотариус с готовым бланком доверенности или дарственной, расписался клиент и все отлично – все довольны и все смеются.
Теперь уже так конечно делать нельзя, потому что живем мы с недавних пор в правовом государстве. Нотариус нонче пошел честный и граждански сознательный - смотреть на все это безобразие не станет ни за что, и ни в каких подозрительных мероприятиях меньше чем за половину прибыли участвовать не будет. Стоит квартира сто штук? Извините, простите, но пятьдесят отдайте нотариусу. И согласие из клиента, будьте любезны, выбивайте не в его присутствии: если, вдруг, при нотариусе клиент закричит, - помогите, убивают! - то нотариус, как человек граждански сознательный, в ужасе убежит и не появится, пока ему не скажут, что клиент больше так не будет.
И вот, привели мы с Батоном жильцов к нотариусу. Ну, не абы к какому нотариусу , конечно, а к знакомому, потому что незнакомые вообще всегда честные и сознательные. Жильцы выглядели, конечно, не ахти как, после трехнедельного запоя, но, по крайней мере, без следов побоев и без паяльников, что уже было неплохо.
- А чего это у вас люди такие пьяные?! - грозно знакомый нотариус спрашивает. – А знаете ли вы, что для подписания доверенности они должны быть в здравом уме и трезвой памяти?!
- Вот, - говорю нотариусу. – Держите пожалуйста – документы подтверждающие их трезвый ум и здравую память, - и заготовленный конверт с деньгами ему протягиваю.
- Действительно, - засмущался сразу нотариус, ловко спрятав конверт, - это мне как-то показалось все то, что я сейчас наговорил. Теперь я четко вижу, что граждане очень даже в себе и могут совершать любые действия предусмотренные нашим законодательством.
Ну и все, а чего. Выписали доверенность, отвезли жильцов в их расчудесный дом, недалеко от Орла – тридцать километров, вглубь области, продали их квартиру по-быстрому и стали считать прибыль от богоугодного дела.
Нормально так вышло, квартиру по быстрому скинули за семьдесят, дом обошелся в полторы тысячи, тысячу баксов нотариусу, в качестве свидетельства вменяемости граждан, еще баксов триста на уговоры с водкой ушло, да две тысячи долларов рублями в мешок с собой бывшим хозяевам отсыпали, чтоб им скучно первое время не было. И Батону, штуку, конечно дали, работал человек, старался, здоровье гробил: как не дать. Итого шестьдесят тысяч кристально чистой прибыли.

Года через два, мне позвонила секретарь из моего агентства недвижимости. – Максим Александрович, Вас там люди ждут, по облику типичные крестьяне.
Приехал, долго пытался понять чего и кто, оказалось те самые расселяемые жильцы, только имеющие уже не столь бледный и пропойный вид.
- Вот спасибо приехали сказать, - тараторили они наперебой, доставая банки с солеными огурцами, помидорами и еще Бог весть знамо чем. – Если бы вы нас тогда не перевезли, спились бы, а так, живем как люди.
Рассказали, как живут: хозяйство свое, огород – мужик на птицефабрике работает сутки трое, жена плетет корзинки какие-то, сдает в Орле.
Я удивился, естественно, потому что обычно такие истории заканчиваются совершенно иначе, но, чорт побери, как же оно было приятно.

max_samoyov
Чего там с Мерикой равняться...

Забег (90% реал стори) С матом.

Иногда случается такая *нецензурная брань* – живёшь, живёшь, а потом бац! Вспомнишь чего. Слова дурацкой песенки про ежа, приёмные дни нарколога, лицо Жанны Фриске или народное средство от гонореи. Это как светофор. Идешь на красный, а думаешь о зелёном. Отдельные моменты жизни ржавыми якорями лежат на захламлённом дне нашей памяти и иногда вопреки законам Архимеда всплывают как говно. А ты думай, во благо это или во вред? Ну да *нецензурная брань* с ним. Просто бежал я намедни за автобусом и вспомнил как когда-то, в период молодой печени бегал не за автобусом а иначе. Как? Да вот сейчас и расскажу.

Может, кто помнит, когда-то в парках были танцплощадки. Такие круглые загоны из деревянных брусов с бабками – билетершами и вокально-инструментальным ансамблем. Ансамбли эти были значимее, чем народные артисты и уж тем более круче, чем певец Тимати. Их знали в лицо и играли они на гитарах социалистического лагеря. Это надо было уметь. Любой современный лабух иль там Дима Белан сможет взять два аккорда на Фендере, что бы поймать тональность. А раньше о такой *нецензурная брань* никто и не думал. ВИА районного масштаба *нецензурная брань* драйв, смутно догадываясь, что Хендрикс был бы ими доволен, если бы играл на тех же «дровах» что и они. Да ладно, ближе к теме, а то ностальгические сопли можно размазывать по бумаге долго, а у читателя время тикает.
Короче, на танцы ходили пацаны и девки. Слово «быдло» тогда не знали и потому все жили легко и непринуждённо. То есть ходили на танцы и делали красиво. Сейчас в гоп-клубах «убитый» намертво ди-джей крутит ручки своего патефона и, поддерживая спадающие наушники, поливает «кислотой» поколение «Ягуара». А хуле, звёзды танцпола, стробоскопы и сканеры, суб-басы и Dram`&`Bassы, адреналин и тек-тоник. Вечеринка, *нецензурная брань*.
А тут 70% музыки советских композиторов и сумочки на полу. И вокруг этих сумочек танцуют молодые люди, не отягощенные курсом доллара. Честно говоря, он им вообще был похуй, этот доллар. Бля, опять отвлёкся.

*нецензурная брань* мы с друганом Олежкой играть в карты и цапать за джинсы (у кого на жопе «Рила», тот похож не крокодила) дворовых девчонок. Решили мы сходить на танцы и увидеть новые горизонты. Конечно, там реально можно было получит по еблу, но это того стоило. Драки на танцплощадке и вне её – дело тупо традиционное. Если *нецензурная брань* один на один, то тут хуле, всё ясно и романтики нет априори. А вот когда кодлой от ограды к ограде – это пиршество Марса. Трещат цветные рубахи с длинными воротниками, визжат девки, лязгают зубы. Ведь на танцплощадку приходят люди с чужих районов и готовые к конфликту. Ну, я ж говорил - традиция. *нецензурная брань* я эти традиции, честно говоря. Но на танцы мы всё же пошли, хоть и возраст не позволял выёбываться перед сценой и местными полководцами.
И вот гитарист Санёк делает своё соло, а потные, горячие тела совершают ритуалы советского Вуду. И мы, с Олежкой, выбрав таки девчонок, стреляем глазами как бы мимо, вскользь, типа похуй. А нет, не похуй. Кадрить девчонок, не снимать тёлок - вещи далёкие как созвездие Гончих Псов. Сейчас за «косяк» и баночку «Rash» можно *нецензурная брань* гламурную лохушку за третьей колонной справа от бара, а тогда за полупоцелуй надо было совершить, такие подвиги, что любой президент может спокойно давать тебе звезду Героя или льготный проездной билет.
Короче, кружимся мы как волки вокруг деревенского почтальона, перед двумя плотными, длинноволосыми гражданками в светлых, коротких, кримпленовых платьях. Сестры что ли? Не, ни*нецензурная брань* не сёстры, просто мода такая. Да хуле нам мода, тут надо на танец пригласить, и что б тебя нахуй мягко не послали. Первым пошёл Олежка. Бля, прокатило! Он уже под Юрия Антонова медленно так ведёт свою жертву к романтической прогулке «до дома».

А, *нецензурная брань* тот паровоз, была не была. Я, как мне казалось независимой походкой, рулю к большеглазой девчонке с чувственным полуоткрытием рта. Красивая. По крайней мере, я в то время так думал. Ведь ещё не было Шакиры и группы ВИА ГРА. Только ВИА. Музыка льётся, пизженные с соседней стройки прожекторы с цветными стёклами мигают, а девушка почувствовала, что сейчас к ней доебутся на предмет потанцевать и прижаться. Они сволочи всегда это чувствуют, даже если ты не прёшь как конь по жнивью в поисках клевера.
А я пёр. Как актер Леонид Куравлёв с приспущенными глазами и в новых брюках.
- Можно вас? – задаю я единственно правильный вопрос.
- А пивом угостишь? – сказала бы современная сучка с мятной жвачкой на губе. Фу, *нецензурная брань*!
А вот тогда, она (одна на всю танцплощадку) просто чуть приподняла не исколотые «винтом», загорелые руки и я так же молча привлёк её к животу. Мы кружимся в танце, как там у классиков говорится. В ритме чуть быстрее adagio, но медленнее чем lento. И это, *нецензурная брань*, такое ощущение, ну хуле тут объяснять. У каждого было по любому. Но вот вспомнишь когда, и сердце летит куда-то в сторону южного полюса. Хочется, чтобы мелодия не кончалась, и ты мысленно ругаешь того же Юрия Антонова за охуенные, но короткие песни. А она, твоя избранная, твоя нежная и мягкая как одуванчик девушка кажется тебе если не ангелом, то, по крайней мере, секретарём комитета комсомола. О, эти танцы уходящих 70-х!
Но, всё кончается почему-то. Я про медленную песню. Зато теперь мы говорим на «ты» и можно держать Её за вспотевшую руку в ожидании следующего «медляка». Олежка с той, другой подружкой подваливает к нам, и уж вот тут то можно лепит «горбатого» про пол пачки сигарет и початую бутылку «Абрикотина». Куда-то в преисподнюю рухнула стеснительность и робость. Мы смеёмся и дрыгаемся. «По французской стороне-е-е…». И весь народ тебе похуй. Потом снова относительно грязные танцы и моя девушка, видя, что я наматываю сопли тихо спрашивает – «Ты можешь меня проводить?».
- Бля, да хоть восемь раз, да хоть на БАМ, хоть до рынка и обратно – мог бы воскликнуть я, но вместо того говорю – «Конечно, я провожу тебя Лена (её Леной звали)».
Если бы я даже знал, что меня ждёт в ближайший час- полтора, то наверняка ответил бы тоже самое. Это природа, которую наебать не сможет даже подданый её величества Борис Березовский.

А в это время на танцплощадке назревал почти Карибский кризис. В воздухе повисло воинственное облако предстоящей драки. Мочилово должно произойти и оно произошло. Я успел отпихнуть Лену к ограде и попал под «каток». В массовой драке никого не ебёт сколько у тебя лошадиных сил и какая динамика. Тебя *нецензурная брань* и ты хуяришь в биомассу, пока не получишь удар предназначенный тебе Богом. Верите, нет, я избежал этого удара и только рубашка лишилась трёх пуговиц.
Чужаки были с позором выгнаны с танцплощадки и бодро побежали за подмогой в свой район. Мы с Олежкой и новыми подругами решили не дожидаться «Куликовской битвы» и мирно отчалили из парка. Мой друган загадочно поморгав глазами срулил со своей ненаглядной в сторону детской поликлиники, ну а мы с Леной идиллически побрели в вниз по холму к частному сектору.
Мы болтали обо всём и держались за руки. Вечер был теплым и ласковым как Арина Родионовна. В низине гудел и ворочался металлургический завод, а в небе только, только появился полумесяц и отвернулся, чтобы не мешать нашей маленькой любви. Так и шли мы в сиянии небесных светил в район С. полные томления и неги. Так можно идти целую вечность, но, тем не менее, мы подошли к калитке Её дома и остановились. Нет, не для поцелуя, какие нахуй поцелуи в первый день знакомства. Просто она, приоткрыв калитку, сказала мне спасибо и улыбнулась так, что я чуть не *нецензурная брань* важный момент.
Метрах в пятидесяти от меня, со стороны речки двигалась колонна, отнюдь не первомайская. Вместо транспарантов с вечным словом «Слава…!» в руках демонстрантов были фрагменты штакетника и велосипедные цепи. Это было та самая долгожданная подмога, ну я говорил уже. Ага.
Так вот пока прекрасная Елена медленно закрывала скрипучую калитку, с прежней обворожительной улыбкой на милом личике, я отсчитывал секунды для полноценного съёба по методу Валерия Борзова.
- Мы ещё увидимся? – сквозь зубы прошептал я - Ромео.
- Как хочешь – тихо ответила мне Лена, Леночка. Конечно это было «Да».
- Хочу, пока, до встречи… – с достоинством закончил я романтику, всей кожей ощущая воинственное поле справа от себя.
Калитка закрылась. Я даже не помню, закрылась она или нет, потому что давно уже мчался как вольный каменщик по освещённой фонарями аллее. А за мной раздавался тяжёлый топот взбесившегося стада и крики с окончанием «… *нецензурная брань*!!!». Вот примерно так надо отбирать легкоатлетов в сборную. Полная отдача сил и прочих качеств. Я был великолепен.

*нецензурная брань*, как часто судьба любит ставить свои дурацкие эксперименты. Ведь может же она заснуть например или посмотреть телевизор. Нет, нихуя. Не будет она смотреть этот, чёртов телевизор.
Короче, бегу я значит вольным стилем от этих, которые… и вот он, поворот на бугор. Частный сектор заканчивается. Я красавец. Я…
О нет! Это как, зачем, нахуя? Прямо по курсу на меня вываливает толпа «наших». Вываливает не менее агрессивно, чем та, которая, ну вы поняли. И что самое глупое – они принимают меня за авангард противника. Теперь я абсолютный авангард, для всех. Ну, скажите пожалуйста, какой я нахуй авангард? Нет же, впереди я слышу вопли – «Вот они, мочи козлов!!» или что-то в этом роде. Сразу же за этим раздаётся всё тот же знакомый мне топот стада. Помните увлекательный мультфильм про мальчика Маугли, где в ущелье буйволы чуть не затоптали полосатого кошака. Вспомнили? Ну, тогда вы поймёте и мою ситуацию.
Конечно, выход есть, но почему всегда вот так. Остановиться и сказать не дрожащим голосом – «Я свой» значило… Интересно, а что бы это значило? Да ни*нецензурная брань* не значило. Им похуй и им похуй. Всем похуй кроме меня. И тогда я сделал то, что делает настоящий мужчина перед лицом неминуемой опасности, сопряжённой с инвалидностью. Вот именно, я сиганул через чей-то забор с колючей проволокой. Порвал штаны, но был спасён от *нецензурная брань* и унижения. Правда, подумал я об этом раньше, чем угодил ногами во что-то мягкое и волосатое. Оно метнулось от меня, видимо тоже охуев от неожиданности и грубо залаяло. Звякнула цепь, и этот звук показался мне очень неприятным. Цепь была очень длинная. Человек царь природы. И именно поэтому я сообразил быстрее, чем друг царя природы. Я рванул по чьему то огороду, взрывая грядки с морковкой и редисом. Овощи летели в небо как олимпийские салюты. На крыльцо выбежал какой-то кулацкий потомок и заорал что-то насчёт моей матери. А позади меня неслась здоровая немецкая овчарка, уже не лая, но рыча.
Мамочки, да где же тут тылы, ведь огород должен когда-то закончится. Сердце моё билось громче, чем малый барабан ансамбля «Песняры». И билось не зря. Вот он противоположный забор, гораздо выше прежнего. Вот все говорят Бубка, Елена Асымбаева. Ну и хуле? Без шеста, под аккомпанемент хозяина огорода и его собаки я взял высоту и возможно рекордную. Вслед за мной посыпались комья земли с кед. Они безнадёжно отстали от меня (комья). Я продолжил движение по другому огороду, и это не принесло мне облечения или хотя бы веры в Господа Бога. А знаете почему? Я и сам не знал пока не въебался.

Наверное, многие знают, что такое плетёная корзина. Ну, да это такие типа сумки из веток ивы с крепкими ручками. С корзинками хорошо ездить на рынок и покупать яйца десятками – в автобусе не подавят и если чего этой корзинкой можно переебать кого по горбу за грубость и невежество. Но вот бегать с этими предметами на ногах я никому не советую. Какой-то советский предприниматель наплёл этих корзин великое множество и поставил на моем праведном пути, может для просушки, а может специально тварь. В пылу весёлого забега я попался в эти корзины и бежал подобно лыжнику разряднику. Вдобавок владелец этих корзин завопил на всю улицу, что его грабят и возможно насилуют.
Мне повезло. Переваливаясь через ограду, я потерял необычную обувь и припустился по параллельной улице в первозданной, то есть в привычной для меня экипировке. Вы скажете, почему опять припустился. Да, *нецензурная брань*, потому что из калиток повылазили любопытные граждане и спрашивали, кого же собственно грабят. В итоге я успел выскочить на свой район и вполне оправданно перешёл с «галопа» на «рысь».
Они наверняка меня ждали. А если не ждали, то, какого хуя? Весело завертелся бело-синий маячок и взревел простуженный мотор УАЗика. Включились фары, и я обреченно вздохнув, начал набирать обороты. Мне всё время не верилось, что зайцы бегут по свету фар охотника. Я думал, что это идиотизм и ошибка природы. Заявляю всем – в свете фар ментовского «бобика» бегают не только зайцы. Например, я бежал. Бежал так, что хоть сейчас на кубок России. Мусора жали газы и крякали в рупор. Да похуй. Бежать, так бежать, без компромиссов. К тому же я понял одну важную мысль – а если в подворотню и через больничный морг к детскому садику №6? И я сделал это. Назло закону и порядку. Назло судьбе и серебряному месяцу.
Пробираясь между груш и крыжовника к беседке, я был спокоен как товарищ Берия. В этом заветном месте мы с Олежкой «заныкали» пол бутылки «Абрикотина» и сигареты. И вот я в волшебной полутьме шарю под досками и… нихуя. Нет того, что должно поддержать душу и сердце. Вместо этого я слышу подозрительную возню в углу беседки и тихий девичий голосок – «Он сейчас уйдёт…».
- Нет, не уйдёт, это Bespyatkin – уверенно ответил знакомый мне голос.
- Олеган, это ты? – строго спросил я.
- А кто ещё, где ты был? – Олежка вышел из глубин беседки с той самой, которая у детской поликлиники живёт.
Он протянул мне остатки пойла и «бычок». Я допил всё и закурил. Олежка с подругой молча и внимательно смотрели на меня. Наверное, я стоил того, что бы на меня так смотрели.
- Ты домой? – вообще не в тему спросил мой лучший друг.
- Да, там меня ждёт лобзик и пилки, хочу рамочку для календаря выпилить – ответил я почти честно.
Мне не поверили. А зря. Ведь ничто так не успокаивает перед сном как выпиливание лобзиком и комсомольский онанизм. Но уж если второе отпадает по причине общечеловеческой усталости, то лобзик по любому необходим. Да и календарь *нецензурная брань* с холодильника за батарею падать. А там пыль и гудит что-то.

Стырето с инету.

Отпуск

В отпуск так в отпуск. Е*ись оно всё конём! Решил съездить на юга, дикарём. Поеду один. На*уй «пассажиров», только я и животные. Куда же я без них. Пропаду, к *уям собачьим! Эти не подведут, помогут добрым советом, может, и покусают кого в критической ситуации.
- Я на самолёте не полечу – сказала собака.
- Поезд и ние*ёт – поддакнула кошка.
Всегда эти бестии мной помыкают.

Ну, тут уж ни чего не поделаешь, поезд так поезд. Поехал в кассы, взял билет до нужной станции. Только вот пришлось купе целиком брать. Да оно и к лучшему. Начнут ещё 3,14здаболить налюдях.

- А тебе, кстати, надо будет на поводке и в наморднике ехать – говорю собаке.
- Во, приплыли, я ж не кусаюсь!
- Это ты ещё всему вагону объясни!
- А мне как? В корзинке, с бантиком? – кошка не может промолчать.
- Если хочешь – говорю, - организуем.
- Ладно, не остри, Куклачёв на выезде.
- И справки нам не забудь ветеринарные – собака напоминает.
Так и собирались.

Приехали на вокзал, стоим в очереди в вагон. Рядом семейства разнообразные, с детьми в основном. Мамаши на собаку косятся. Одна не выдержала:
- Какой пёсик, не кусается?
- Да нет, тем более что в наморднике проблематично.
- А вы, в каком купе?
- В седьмом.
- А лаять не будет? А то мы рядом.
Лаять то, как раз ерунда, главное чтоб стихи читать не начала…
- Нет, она немая с детства, родовая травма.
Собака на меня смотрит, ну-ну, типа ты ещё по3,14зди. И тут как гавкнет. Мамаша любознательная, аж сумку выронила.
- Вы же говорили, что она немая.
- Чудеса медицины, я её, на прогревания водил, видимо подействовало.
А сам думаю, ну доберёмся до купе, жрать не дам.
- А там кто у вас? Кошка? – ещё одна показывает на контейнер.
- Кошка, кошка… - подзае*ало меня уже это. Да и жарко. Дети ещё многочисленные активизировались, лезут поближе.
- Не нервируйте собаку…, да и кошку тоже.
- Отойдите, дядя же сказал.
- Ваши билеты – я и не заметил как моя очередь подошла.
Протягиваю ему паспорт, билеты, справки ветеринарные.
- Не шумные? – проводник кивает на животных.
- Пока не выпьют, вроде ничего, а так песни любят петь, или про рыбалку поговорить – честно ответил я.
Проводник хохотнул:
- Проходите.

В купе я разложил вещи, собаку отцепил от поводка, намордник снял. Открыл переносное КПЗ, выпустил кошку. Та сразу всё обнюхала, потом сиганула на верхнюю полку.
- Чего же здесь только не возили! – собака тоже носом повела.
- Про всякую дрянь мне лучше не рассказывайте!
- О дряни, между прочим, коноплю тут исправно переправляют.
- Так, хватит откровений.
В дверь постучали. Кого ещё там несёт?
- Да?
- Можно? – мамаша, из любопытных, просунула голову в открытую дверь.
- Ой, без намордника! – испуганно вырвалось у неё.
- Не бойтесь, не укусит.
- Вы не поможете, у нас багажа много, можно я к вам положу чемодан один?
- Валяйте.
Она сразу же чемодан коричневый пропихивает, заранее приволокла, наглость второе счастье.
- Только если кошка написает, необессутьте – кошка сразу недовольно засопела сверху.
- А вы положите туда, где не подобраться.
- Я туда свои вещи положил – нет, ну вот же наглая!
- Ааа, ну тогда будем надеяться, что всё нормально будет – и улыбаясь, она исчезла.
- Не замужняя – собака, подождав, говорит.
- Кольца, что-ли нет?
- Ну, кольцо, это во-первых, а во-вторых, мужиком от неё не пахнет. Да и сама ничего…
- Детей у неё вроде двое.
- Тебе ж не жениться, узнай, может, в один город едете.
- Без советчиков обойдусь.

Опять стук.
- Да?
- Это я опять, а вы ещё чемодан не возьмёте, а то я посмотрела, есть ещё местечко…
Я развёл руками, что тут скажешь, плохо быть вежливым.
- Давайте.
- А вы всегда вещи под замком держите? – вопрос явно с целью продолжить беседу.
- Да, привычка от армии осталась.
- А где служили?
- РВСН.
- А что это?
- Ракетчики.
- А говорят, там радиации много?
Господи!!! Как же меня ЗАЕ*АЛИ эти вопросы про радиацию!
- Вы не кассиршей работаете?
- Нееет – недоумённо проблеяла она – А почему вы спросили?
- Так, аналогии. И ещё вопрос можно?
- Да, пожалуйста.
- Вы не замужем?
- Нет, в разводе. А это зачем?
- Спор вышел небольшой.
- С кем? – изумлённо спрашивает.
- С самим собой.
- Спасибо – ледяным тоном отчеканила она и вышла.

Я сообразил, что проголодался. Открыл сумку.
- Тебе два часа без еды, штраф за гавканье на платформе – говорю собаке.
- Может, все вместе поедим, а то как-то не по-людски – кошка с верху заступается - Да и чемодан могу обоссать.
- Ладно, чёрт с вами, садитесь.
Только расселись опять стук в дверь. На этот раз проводник. Билеты проверяет.
- Ого! Прям как дрессированые! – удивился он.
Действительно, картина маслом, у кошки с собакой только что салфетки на коленях не постелены.
- Решили покушать, а то с этими дорожными сборами недосуг.
Собака недовольно рыкнула. Не любит, когда про сук говорят.
- Чая с бельём вам попозже принесу, тута, это, пока то, сё – и проводник пошёл дальше по вагону.

Поезд тронулся. Перрон и многочисленные провожающие, в основном мужики, проплывали мимо нас, махая руками как идиоты. Видимо из вагонов им отвечали дети, и жёны. 3,14здато отправить семью куда-нибудь подальше - к тёще, а самому…

Я раскрыл газету и пробежал передовицу.
- Ну мы есть будем или где? Нам то чая не надо ждать! – тактично напомнила кошка.
- Да, давайте пожрём – я закрыл газету.
Пока мы уничтожали каждый своё, было слышно только наши челюсти и стук колёс. Когда первая волна голода прошла, кошка кивнула на дверь:
- Шпингалет отстегни, а то опять чемодан принесут.
И дальше они с собакой изобразили мой разговор с незамужней мамашей копируя наши голоса. Потом заржали. Я тоже посмеялся, очень уж похоже у них получилось. Когда поели, убрал остатки трапезы со стола.

За окном пролетело Купчино, и пошёл сельский пейзаж. В дверь постучали.
- А вот и чаёк! – весело провозгласил проводник, входя – Ой, я вам хотел три кружки дать, больно у вас животные человекоподобные.
Собака хмыкнула.
- Оставляйте, оставляйте – попросил я – Я чай люблю.
- Вы это, если им там по делам естественным надо, то уж я не знаю, стоянка первая через несколько часов – проводник почему-то понизил голос.
- Не волнуйтесь, они у меня чистоплотные – заверил я его.
- Ну тогда как говорится, счастливого пути!
И он вышел. А я решил лечь спать.

Разбудила меня собака.
- Через десять минут станция, нам бы выйти надо.
Я пристегнул к её ошейнику поводок, нацепил намордник. Кошку решил взять на руки.
За окном темнело. Это и хорошо, меньше глазеть будут на мой зоопарк. Я открыл дверь и мы пошли в тамбур. Проходя мимо проводника, подмигнул ему:
- Без нас не уезжайте.
- Десять минут стоять – реагировал он.
Впрочем, всё прошло без эксцессов. Когда шли по вагону назад, какой-то карапуз попросил погладить собаку.
- Дяденька, а можно к вам зайти потом?
- У мамы разрешения спроси только! – напутствовал я.

Когда вернулись в купе, собака сказала, что это той самой мамаши ребёнок. Хорошо иметь такой нюх, как-то позавидовал я ей, на что она изрекла сакраментальную фразу – «Это для вас запахи, а для нас то – вонь!».

Кошка запрыгнула наверх и свернулась калачиком, собака улеглась на полу. Я тоже прилёг с книжкой в руке. В дверь постучали. Я закрыл шпингалет, и открыл дверь.
- Можно мне собачку погладить? – опять тот же карапуз.
- Проходи, только у неё спроси, вдруг она не захочет?
- Собачка, можно я тебя поглажу? - застенчиво и тихонечко малыш обратился к собаке.
Собака подняла голову с пола, посмотрела на меня.
- Ну гладь, что ж с тобой сделаешь… - устало ответила она ребёнку.
- Она говорящая… - зачаровано прошептал он – Дяденька, она у вас говорящая?
Повернул он ко мне своё изумлённое лицо.
- Ну сам ведь слышал – я не смог не улыбнуться, хоть и не одобрял собачий поступок.
- Нет, ну правда, говорящая? – малыш отказывался верить в такие чудеса.
- Значит так – вмешалась собака – Иди к маме, и скажи, что хочешь покормить собачку колбасой, дядя тебе разрешил.
- И на меня тоже захвати – с верхней полки кошка свесилась.
Малыш помчался по вагону со скоростью пули и с криком «Мама, мама, у нас есть колбаса?»
- И не стыдно вам, сиротки? – я укоризненно посмотрел на животных.
- Ну а чё, минусовать тут в четырёх стенах, хоть пожрём на халяву – ответила кошка, спрыгивая вниз.
- Ты, когда мамаша придёт, если конечно решит проверить, скажи, что чревовещатель. Заодно и полезный контакт заведёшь.
- Посмотрим ещё.

В дверь влетел ребёнок, с бумажкой в которой явно была завёрнута колбаса.
- Докторская? – спросила кошка.
- Не знаю – пролепетал малец.
И, развернув кулёчек, замер.
Кошка, ловко подцепив кружочек на коготь, отправила его в рот.
- Докторская – констатировала она, прожевав.
- А можно собачке дать? – спросил малыш, почему-то у кошки.
- Ей вредно, у неё диета – заржала кошка.
- Давай, давай, не слушай её – обеспокоено вмешалась собака.
Через минуту кулёчек опустел.
- Иди за добавкой.
- А можно мне сестре сказать? – малыш явно не хотел уходить.
- Всем скажи, но возвращайся только с колбасой! - напутствовали два мохнатых негодяя.
Ребёнок умчался в своё купе. А я укоризненно посмотрел на наглецов.
- Совести у вас нет!
- Нам не положено, мы животные – парировала кошка.
- Любовь, совесть и прочая муть, это ваша прерогатива, а у нас инстинкты – поддержала её собака.
За дверью нарастала какая-то возня и суета.
- Смотрите, не переигрывайте – шепнул я и дёрнул за ручку.
- Мама не верит, что они говорят! – разочарованно начал малыш с порога. Мама стояла позади, скептически поджав губы. Тут же находилась и дочка, на вид старше брата на пару лет.
- Покормите пока собачку – сказал я и вышел из купе.
Прикрыв дверь, я обратился к мамаше.
- Я чревовещатель, пусть, думаю, детишки порадуются – начал я.
- А я уж думала, что такое! Прибегает, глаза как блюдца, «там, у дяди собака разговаривает!»
- Вы колбасы много не давайте, это я пошутил так.
- Да ладно, не жалко колбасы, тем более я её много взяла, а она портится быстро. А можно мне посмотреть тоже, как это получается?
Я открыл дверь и жестом пригласил её войти. Незаметно подмигнул собаке.
- Очень вкусная колбаса, спасибо дети – произнесла она.
- Ух ты, прямо действительно будто сама говорит – вырвалось у мамаши.
- Давайте познакомимся, вас как зовут? – перевёл разговор я.
- Таня – представилась она.
Я тоже назвал своё имя. Собака удовлетворённо кивнула.
- Ну, дети, собачке пора спать – решил я свернуть этот ажиотаж – Приходите завтра, когда проснётесь.
Дети нехотя попятились, оглядываясь на маму.
- Давайте, давайте - Таня взяла их за руки и повела.
- Если чего, заходите – успел сказать я ей.
После чего мы все дружно добили трофейную колбасу.

- Ты бы, это, к Тане то сходил бы… - лениво прозевала кошка.
- Припрёт, схожу, только вот негде.
- Ну мы можем выйти, типа погулять.
- Вообще, это вариант, подожду, пока дети уснут.
Я порылся в сумке и достал колоду карт.
- Пулю распишем?
Животные охотно закивали. Я сдал карты. Собака держала колоду двумя лапами, аккуратно и ловко доставая нужную карту зубами, кошка же раскладывала их перед собой на столике, прикрывая листом газеты. Довольно быстро кошка стала выигрывать.
Тихо и медленно открылась дверь, заглянул проводник, (эх, блин, забыл я шпингалет отщёлкнуть) и видит как мы сидим за картами, какое уж тут в 3,14зду чревовещание. Кошка, не отрываясь от карт, медленно произносит:
- Мизер.
Короче, спалились по полной. Проводник молча смотрит на нас.
- Да? – как можно более равнодушней спрашиваю я.
- Стаканы... хотел.... забрать – с паузами после каждого слова, сказал проводник – Да вижу не вовремя.
И также тихо и медленно закрыл дверь.

Заметно стемнело. Я засмотрелся в зыбкие очертания ландшафтов за окном.
- Ну играть-то будем дальше? – без энтузиазма спросила собака.
- Знаешь, чего-то расхотелось.
- Да и дети похоже уснули – намекнула кошка.
- Схожу я на разведку, а вы не шумите.

В каком же она купе? Говорила, что где-то рядом. Я тихо постучался. Дверь приоткрылась и выглянула Таня.
- Пойдём ко мне – сразу начал я.
Она думала не долго. И через минуту мы уже сидели у меня. Я предупредил проводника, что зверюшки потусуются в коридоре, это мол необходимый моцион для поддержания формы. При виде меня проводник нервно дёрнулся, но ни чего не спросил.

Таня оказалась приятной собеседницей, вполне эрудированной (например, она знала, кем был Гауди и величину валентности водорода). Разговор с ней клеился просто и без натянутых пауз. Выяснилось, что муж Тани оказался честным и обеспеченным человеком. Честным, потому, что уйдя от неё к секретарше добровольно выплачивал «бывшей» деньги на содержание, обеспеченным, потому, что сумма была нехилой. Относилась она ко всему по философски. Всё своё время проводила с детьми и немного скучала по мужскому вниманию.

Мы не спеша выпили бутылочку вина. Отношения явно начинали перерастать в следующую логичную фазу. И тут началось. Кто-то настойчиво заскрёб в дверь.
- Ну что у нас там? – я недовольно высунул голову в проход.
- Извини подруга, - глядя на Таню отрапортовала собака – Не до конспирации.
И тут она (собака) как заорёт - «Кошка отстала от поезда!!!»
- Бля! Я вскочил, и на бегу попадая ногой в кроссовки, всё-таки запутался. Ёбнувшись на пол, пробил коленкой коричневый Танин чемодан, ах*енно грамотно торчащий из под нижней полки.
- Ой! Мой чемодан!
Я проигнорировал её возглас. Какой может быть чемодан в такой момент!
- Когда, где? – это я уже собаке.
- Только что была остановка, или вы не заметили?
- Сейчас нас интересует стоп кран - я оставил её намёки без внимания.
- Тогда нам в тамбур. И мы выбежали под звук упавшего тела.

Когда Архимед изобрёл рычаг, он произнёс- «Дайте мне точку опоры и я переверну Землю». Если бы он увидел стоп кран он бы о*уел от того, сколько всего можно перевернуть.

- Объясни всё проводнику, - пробегая мимо его купе, сказал я собаке.
- Идея конечно не самая лучшая, но другой всё равно нет. – успела предупредить она.
Я пронёсся дальше в тамбур и дёрнул красный рычаг. Хоть я и был готов к торможению, но даже сам не устоял на ногах. Представляю, что было в вагоне ресторане! Или если кто-то уже пристроился на толчке. С такими мыслями я понёсся в конец поезда. Добежав до последнего вагона я разыскал офонаревшую проводницу и сказал ей чтоб открывала дверь. Поезд уже остановился. И мы спрыгнули на насыпь.
- Кто отстал? – с тревогой спросила она.
- Кошка.
- Кто?
- Х*й в пальто! – не мог же я объяснять ей, что это за кошка!
- Будете платить штраф, идиот. – и она полезла обратно в вагон.
Я всматривался в даль, уехали мы не далеко, должна догнать.
- Молодой человек, это вы сорвали стоп кран?
- Да, я, а вы кто?
- Я бригадир поезда, должен предупредить, что если отсутствует веская причина, то ваше действие будет классифицироваться как хулиганская выходка, и вы должны будете выплатить штраф.
- Причина веская, на штраф согласен. Я продолжал всматриваться вдаль.
- А сейчас, я попрошу вас залезть в вагон и мы продолжим движение.
И тут я увидел её. Вдалеке подпрыгивал маленький пушистый комок.
- Давай родная, жми… - прошептал я.
- Это, что, ваша кошка бежит? – удивлённо спросил бригадир стоявшего по моей вине поезда.
- Да.
- Первый раз в жизни такое вижу… - растерянно пробормотал он.

Со всего маху кошка прыгнула мне на руки.
- Извини, – дыша как компрессор сказала она,- Решила пописать в кустиках.
И глядя на вытянувшееся лицо бригадира:
- А это чё за окунь?

Появившийся наряд милиции, помог мне загрузить в вагон бесчувственное тело.
- Бежал за поездом, видимо запыхался так, что сознание потерял. - объяснил я лейтенанту.
- Дак это ж бригадир!? – изумлённо вытаращился тот.
- То-то и оно! – понижая голос многозначительно произнёс я и начал пробираться к себе.

Таня была уже в своём купе. Проводник привёл её в чувство после того, как собака привела в чувство его. И все в месте они побежали к её детям. Там и подружились окончательно. Слава богу, всё обошлось. Да и в масштабах поезда особых потерь не было. Хмырь какой-то из СВ только руку сломал. Пока разбирались кто и зачем дёрнул, страсти поулеглись. И я честно выложил пять сотен бригадиру для окончательного решения вопроса. Час спустя мы уже сидели в нашем купе, на этот раз к нам присоединился проводник, и бригадир поезда. Кошка развлекала их своими хохмами.
- А как узнать сколько лет ежу? – спрашивала она у аудитории, явно кайфуя от такого внимания. И тут же отвечала:
- Нужно распилить ежа и посчитать годичные кольца!
Ну и в таком духе.
К сожалению для Тани я утратил интерес. Даже про чемодан свой она у собаки спросила.
- Ой, а чем же мне дырку то заделать?
- У вас есть что-нибудь коричневое, желательно не говно? – под общий смех обратилась собака к проводнику. Тоже ещё одна звезда разговорного жанра.
- Найдём! – отвечал бригадир.

Я вышел и пройдя в тамбур закурил. Через пару минут пришла кошка.
- Спасибо, что не бросил.
- Ты же знаешь, мы своих не бросаем.
- А, между прочим, едете вы с Таней в один город.
- Давай с начала доедем без происшествий. Я затушил бычок.
Поезд свистнул проносясь через переезд. Отпуск ещё только начинался…

(с)10метровахуительногопровода

Пазитив!

Всем известно, что радио изобрёл Попов, паровую машину - Ползунов, стратегический бомбардировщик - Сикорский, а лампочку - Лодыгин. Русские
Кулибины всегда шли впереди планеты всей. А знаете ли вы, что технологию самолёта-невидимки "стелс," с помощью которой американские ястребы уже тридцать лет обманывают радиолокационные станции (РЛС) своих жертв, тоже изобрели в Советском Союзе? Точнее, в фашистской Германии. Но не в этом дело.

Помимо других технологических успехов, фашистская Германия породила экспериментальный бомбардировщик Хортен-229. Его тоже плохо видно на радаре. Он отличается от современных американских Ф-117 и Б-2 в основном тем, что сделан из дерева. А форма фюзеляжа и положение реактивных двигателей ну очень похожи. Американцы в 45-м этот чудо-аппарат захватили, ничего не поняли, и отправили на склад. Через двадцать пять лет откопали и изучили. Но почему именно тогда? Доктрина изменилась?
Нет.

В начале семидесятых один молодой человек, с подозительным именем Денис
Оверхользер и электротехническим образованием, работал переводчиком в секретном исследовательском отделе огромной американской авиафирмы
Локхид Мартин. Работа была непыльная: Денис читал и переводил несекретные технические публикации исходящие из Советского Союза относящиеся к авиации. Работа непыльная, но скучная - всё интересное было вымарано недремлющими товарищами откуда надо. Так, наш Денис продолжал усердно переводить инструкции для сборки игрушечных самолётиков, надеясь уловить из них секрет скорости перехватчика МиГ-25.

Но труд его оказался ненапрасен. На стол к Денису попал совершенно несекретный опус молодого московского инженера Петра Яковлевича
Уфимцева, изданный в Москве, в издательстве Советское Радио, в 62-м году
(эпоха карибского кризиса!). Небольшой тираж объяснялся специализированностью предмета: "Метод краевых волн в физической теории дифракции." Но и это название видимо привлекло внимание какого-то работника посольства или военного атташе США в Москве.

Денис заглотнул книгу целиком и офуел. Конкретно. Уфимцев описывал комьютерный алгоритм собственного создания, способный подсчитать эффективную площадь рассеяния для самолёта абсолютно любой формы
(видимый размер объекта на радаре). Из результатов он вывел, что соблюдая некоторые геометрические ограничения в форме самолёта, этот параметр можно снизить если не до самого нуля, то почти. Сначала Денис решил, что этого Уфимцева надо бы срочно завербовать, или вообще похитить из лап коммунистов. Но потом он увидел, что всё требуемое уже честно и дотошно описано, и остаётся только сконструировать самолёт-невидимку. Написав докладную, он побежал к начальнику.

Но бюрократ не оценил доклада. В это время фирма разрабатывала истребитель Ф-16. Испытывался знаменитый транспортник "Геркулес".
Катастрофа во Вьетнаме набирала обороты. Взрослые дяди серьёзно играли в войну. Было не до невидимок, привидений, и летания на метле. Оверхользер настоял. Опять настоял. Когда настойчивый переводчик не пожелал по приглашению шефа покинуть кабинет, шеф взял его за шкирку и под зад выкинул из кабинета. Буквально. "Занимайтесь своим делом, Оверхользер!
Переводами! Конструкторов у нас хватает!" И дверью хлопнул. Но не тут-то было. Упрямый переводчик добился своего и передал доклад пинженерам. Те
Подход оценили, прикинули возможные формы фюзеляжа, откопали тот самый немецкий трофейный самолёт, крепко поработали, и уже через десять лет футуристическая глыба тактического ударного самолёта-невидимки Ф-117 взмыла в небо.

Шли годы. Прошла война во Вьетнаме. Кончалась и холодная. Но Оверхользер никогда не забыл, кому именно он был обязан за взлёт своей карьеры. В
1990-м году он наводит справки через посольство в Москве, а не проживает ли мол такой Пётр Яковлевич. Оказалось - проживает. Во Фрязино. И работает по специальности, в Институте Радиотехники и Электроники АН
СССР. Американский коллега зовёт советского в Штаты - приглашённым лектором. Оверхользер, конечно, всегда мечтал встретить своего гениального, но непризннанного коллегу. И вручить ему какой-нибудь орден за непреднамеренное повышение военной мощи вероятного противника. Или за действия, приведшие к обогащению капиталистического концерна Локхид
Мартин.

Но один вопрос терзал его, вопрос, который ему наконец удалось задать на приёме в честь гостя. "Пётр!" сказал Денис, "Ну почему? Почему, из самой секретной страны в мире утёк такой, хоть и не решающий, но важный секрет? И почему Советский Союз никогда не создал своих самолётов-невидимок? Ведь возможности были!"

"Дело было так," сказал Уфимцев на приличном английском. "Написал алгоритм. Посчитал. Попробовал экспериментально. Сошлось. Пошёл к шефу.
Тот приказал перестать заниматься куйнёй и интенсивнее разрабатывать
РЛС. Я настоял. Шеф не уступал. Дискуссия перешла на повышенные тональности. В конце концов он схватил меня за шкирку и ударом профессионального нападающего пнул под жопу за дверь. Я обиделся и написал монографию."

Патент.

… тихо постучали. Регистратор патентного бюро Леопольд Кашпо вздрогнул, стряхнув с себя полуденную дрёму, и привычно произнёс: «Входите». Дверь открылась, обнаружив в проёме невысокого субъекта с эмалированным ведром на голове и двумя внушительного вида синими мешками за плечами. «Здравствуйте, Леопольд Ильич,- глухо сказал рот из-под ведра,- меня зовут Антон, я к вам по делу».
Регистраторы патентов – видавшие виды люди, привыкшие к разного рода чудачествам изобретателей, однако здесь Леопольд вздрогнул и почувствовал тревожный зуд под ложечкой. Причём, причиной этого зуда были отнюдь не мешки или ведро, а красные надписи на потрепанных джинсах посетителя: на левой штанине было написано «Сделай Шапито, Ах, Кустики» и нарисован трезубец, а на правой – «Отсоси-ка, Брюс, Патагония».
«Здравствуйте, - настороженно поприветствовал гостя Леопольд, покрепче уцепившись в дерматиновые подлокотники кресла, - с чем пожаловали?».
Вместо ответа Антон просеменил к стулу, уселся на него, снял с головы ведро (оказавшись ещё сравнительно молодым, но измождённым человеком) и начал деловито развязывать горловины мешков. Леопольд напрягся, внутренне приготовившись к конфликту вплоть до рукоприкладства. Через минуту из мешков на паркет посыпались шарики для игры в пинг-понг, кукла Барби, журнал Cool, кирпич, моток медной проволоки, пачка соли, старинные монеты, бейсбольная бита, пассатижи, баночки, с чем-то сыпучим, пара свечей, пук стекловаты, настольный хоккей и прочая маловразумительная всячина.
«Позвольте покинуть вас на пару минут»,- с напускной важностью сказал Леопольд, намереваясь выйти и вызвать от дежурного милицию или скорую помощь – а может, и тех, и других. «Я хочу запатентовать управление реальностью и путешествия во времени, - не поднимая глаз от содержимого мешков, проговорил Антон.
Филейная часть Леопольда замерла над креслом в недоумении, вдохновившем Антона на развитие интригующей затравки.
«Видите ли, дело в том, что я с детства люблю возиться с вещами. Ну, там, с игрушками, железяками всякими, специфическим мусором… В общем-то, как все мальчишки – только я это делал, понимаете ли, несколько более вдумчиво, что ли». «Как это – «вдумчиво»?» - спросил Леопольд, возвращаясь на сиденье. «Ну вот, например», - Антон протянул руку к стоявшему на столе степлеру, другой рукой рассыпав вокруг него, словно заправский фокусник, белый порошок, похожий на соль. «Эээ…» - начал было Леопольд, вновь привставая, но визитер вдруг быстро застучал степлером, рассыпая по столу мятые железные скобки, одновременно приговаривая: «Закономерно, двести восемь окатышей, жевузанпри, катапульта… оооооыэххх!..» «Ыэххх!»- одновременно выдохнул Леопольд, внезапно излив накопившийся за четыре дня после последнего свидания с Леночкой запас спермы прямо в штаны. «Блять, ты ахуел?! Што это было???» - прошипел он, ощущая себя блаженствующим студнем.
«Уффф… Оргазм, Леопольд Ильич, что вы как маленькиыыый… Можно ещё дддыроколом, но тогда оргазм будет анальный. У вас есть дырокол? Хотя, ладно…, - Антон кашлянул, посчитав конвульсивные движения Леопольда за отказ, - Это и называется управление реальностью. Сочетания разных предметов, слов и движений позволяет контролировать действительность, управлять ею и, при желании, перемещаться во временных потоках». «Каких в 3,14зду потоках?»- Леопольд тщетно пытался вызвать в себе злость и жажду возмездия за нежданные секунды наслаждения, одновременно пытаясь вспомнить, в каком ящике стола лежат бумажные салфетки. «Сейчас я предоставлю вам более весомые доказательства», - просипел Антон, видимо, тоже ещё не до конца оправившийся от разрядки, водружая ведро на голову и вставая на одно колено (которое с «Брюсом»). «Мама, мама, стагнация, не спите, дети, ичоловс воистину, там, где выпь!», - закончив скороговорку, Антон с размаху ударил по ведру кирпичом и швырнул в стену три пингпонговских шарика. То, что случилось дальше, навсегда осталось в памяти Леопольда: раздался глухой хлопок, и Антон исчез в облаке бурой взвеси. Не успело облако рассеяться, а Леопольд – закрыть рот и нижний ящик стола, как раздался ещё один хлопок, и на том же самом месте появился тот же самый Антон. Только на этот раз он был обернут в грязную рваную простыню, в правой руке держал короткий бронзовый меч, а в левой – небольшой, весь в зазубринах, бронзовый же щит, с вычеканенной надписью Spartakus – Campeonus! Голова Антона была перевязана кровавой ветошью. «Ave, Leopoldus», - сказал он и грузно опустился на стул. «Ты… как?» - выдал от неожиданности Леопольд, глядя выпученными глазами на преобразившегося изобретателя. «Так себе. На Фермопилах гостил. Учебники всё врут: не было там никакой битвы, была натуральная резня. Причём, персов били не греческие воины, а лилипуты-дауны из афинского спецприемника – человек сорок максимум. Страшные существа! Эти звери умерли в результате от истощения, потому что за сильной занятостью не ели и не пили. Я пятнадцать дней прятался от них по пещерам, мародёрствовал, питался человечиной, еле ноги унёс. Вот, доказательства, как и обещал», - Антон заплакал и положил на стол меч, щит и бусики из медных и стеклянных шариков, на которых можно было прочитать Si Vis Pacem Para Bellum. «Откуда в древней Греции или где, там, бля, этот, Спартакус жил, парабеллумы? - машинально подумал Кашпо и спросил, - Как ты это сделал?»
Утерев слёзы и отдышавшись, Антон налил из графина воды, выпил и продолжил: «Видите ли, в детстве я страдал лёгкой степенью аутизма и с тех пор научился находить общий язык с вещами. Вы даже не представляете, чем занимаются аутисты в свободное от игр с друзьями время, которого у них 24 часа в сутки. Метод проб и ещё раз проб даёт, порой, удивительные результаты. Мне трудно объяснить, как я делаю то, что делаю, но, впервые, мне удалось серьёзно переместиться во времени в возрасте пяти лет, когда я сделал мостик на старом персидском ковре, зажигая каминные спички, косоглазя и декламируя стихи Тютчева на английском задом наперёд. Я попал в средневековую Прагу (косоглазие – основной ключ, впрочем, не важно), когда там во всех смыслах отжигал инквизитор Торквемада. Меня быстренько отловили (мальчик в оранжевых шортиках, чёрных резиновых сапогах и панамке с изображением Чебурашки – типичный демон) и приговорили к сожжению. Уже на костре я при помощи сложных фигур из пальцев, куска мела и плевка на северо-восток переместился обратно, буквально за минуту до возвращения родителей с работы, которые лишили меня карманных денег за изгвазданные шортики и панамку. Объяснять им, что одежда испачкалась в ходе почти недельного соседства с прокаженными, сифилитиками и крысами в пражских казематах, я, понятное дело, не стал». «А до костра обязательно было ждать?»- поинтересовался ошарашенный Леопольд. «Я просчитывал варианты возвращения. Если без огня, то я попадал на острова Кука до появления там собственно Кука, что, как вы понимаете, грозило ещё более мучительной смертью. Да и с цепями я тогда ещё не умел работать – откуда в семье библиотекаря взяться цепям?».
«А ты это… Деньги, например, печатать можешь?» - Леопольд сам удивлялся вопросам, слетавшим с его языка. Вместо ответа Антон покрутил левым нападающим на настольном хоккее, сломал восковую свечку и крикнул «Педальный лемур, комиссары ссут на нары!!!», после чего перед обалдевшим Кашпо появился бесформенный золотой слиток весом, примерно, с килограмм. «Пробу не могу, извините», - Антон поставил хоккей обратно на пол и протёр куском ветоши подсохшие царапины на ноге.
«Так, так, так,- сказал, собравшись с духом Леопольд, пряча слиток в портфель,- а меня можешь с собой взять? Патент зарегистрирую в лучшем виде, не боись – считай, он у тебя уже есть. Хочу в Атлантиду, землю благоденствия, счастья и богатства. Или лучше в Эльдорадо! Оно ведь существовало?» «Не знаю, но проверить можно,- ответил Антон.- Взять могу. Для этого нам понадобятся гнутый шуруп, плакат Витаса, бартолиновая смазка самца пекари, свекольная ботва и фигурка норвежского тролля». «Тролль у меня есть дома!» - быстро отреагировал Леопольд. «Ну и отлично. Смазку достану вечером в Австралии, так что завтра можно будет отправиться. - Антон на секунду задумался. - Вы чарльстон танцевать умеете? Потребуется». Леопольд кивнул, а Антон начал молча собирать свои пожитки в мешок. «Завтра, ровно в десять. Да, ещё не забудьте написать жёлтым маркером на подкладке пиджака третью строфу из басни Крылова «Мартышка и Очки». Это важно». С этими словами посетитель закинул мешки за плечи и, не попрощавшись, вышел.
Ошалевший от увиденного и услышанного регистратор патентного бюро неподвижно просидел в кресле ещё семь минут, после чего подвигал по столу пресс-папье и, закусив нижнюю губу, бережно извлек из недр стола массивный чёрный дырокол…

(с)КлетчатыйCвинтус

У нас в свое время жил хомяк. Поначалу жил он в аквариуме на тумбочке,
прикрытом сверху сеткой, и жил в тенденции неплохо, но соседский кот
повадился за ним наблюдать: садился возле аквариума, долго
гипнотизировал хомяка взглядом, затем мастерским движением откидывал
сетку и, повисши одной лапой на бортике аквариума, другой пытался хомяка
отловить -- чтобы поделиться впечатлениями от знакомства. Хомяк, будучи
совсем не дурак, укрывался в своем домике, куда коту было не залезть при
всем желании, и из этого бункера верещал и кряхтел. Ну и решили мы его
от греха переселить в птичью клетку, внутри которой я привинтил хомячий
домик, так что вся конструкция напоминала клетку д-ра Ганнибала Лектера
из "Молчания ягнят". Хомяк тут же начал взбираться по решетке до самой
крыши клетки и повисать на ней, ухватившись передними лапками за прутья
и высовывая морду, насколько позволяло расстояние между решеткой. Потом
он мягко шлепался вниз и немедленно лез на крышу снова. Смотрелось это
очень комично и напоминало бунт Сизифа в застенках инквизиции.

Так вот, как-то раз ночью я просыпаюсь от странной смеси скребущих
звуков, вздохов и попукивания, исходящую из района клетки. Подхожу:
картину надо снимать на пленку. Хомяку ценой неимоверных усилий удалось
дотянуться зубами до пакета с пшеном, который стоял на стеллаже над
клеткой, чуть-чуть свешиваясь с полки. Килограмм крупы в соответствии со
всеми законами природы просыпалась внутрь, образовав рядом с самым
домиком симпатичный желтый террикон. И вот хомяк, деловито присаживаясь
рядом с ним и, по-видимому, понимая, что халява не надолго, вначале
подгребал крупу под себя, после чего с урчанием набивал ее за щеки. А
щеки у него были глубокие и вместительные, доходившие местами до самой
задницы. Он набивался до такой степени, что мог едва передвигаться. С
кряхтением он подходил ко входу домика, и, поскольку диаметр набитого
хомяка примерно вдвое превышал диаметр входа, то после нескольких
неудачных попыток влезть хомяк горестно садился у входа и разгружался
внутрь (в закрома родины, так сказать), после чего со вздохом, пустой и
похудевший, влезал внутрь и, похоже, раскладывал крупу ровным слоем по
жилплощади. После чего вылезал наружу и все начиналось по-новой:
воровато подбежал. Подгреб под себя. Набился. Больше не лезет. Пополз.
огребаясь лапами. Подполз. Потужился. Не влез. Разгрузился. Разложился.
Выполз...

В общем, к утру килограмм пшена герметично забил весь хомячий домик
изнутри, оставив лишь небольшое пространство по ту сторону входа.
Разместив свой зад внутри, хомяк спал заслуженным сном честного
труженика, свешиваясь наружу из дырки домика.

Нет, ну садист, право слово. Это же надо было - таким образом нагрузить работой хомяка.

Владимир Петрович Филонов пишет: Нет, ну садист, право слово. Это же надо было - таким образом нагрузить работой хомяка.

Это не я. Я только стырил с инету.

pomorin пишет:

Владимир Петрович Филонов пишет: Нет, ну садист, право слово. Это же надо было - таким образом нагрузить работой хомяка.

Это не я. Я только стырил с инету.

Стырил? Какая жалость... а с утра... так настроение поднял.